Выбрать главу

— Не сердись, Юрис, — я попытался выразиться поделикатнее, — но не допускаешь ли ты, что он заметил наблюдение? Это же не шутка — на четыре дня превратиться в тень человека. Может, кто-нибудь из твоих помощников был недостаточно осторожен? И сейчас Крум своим театром водит вас за нос.

— Раньше или позже замечают любую слежку. — Мой вопрос не задел чести Банковскиса. — Но только профессионалы. Человек с чистой совестью обычно не оглядывается… А теперь скажи: как бы повел себя ты, желая сбить с толку наблюдателей? Так резко изменить образ жизни — это как раз выглядит очень подозрительно. Я скорей думаю, что Текле удалось, наконец, уговорить его вшить ампулу.

— Стоило бы проконсультироваться с психотерапевтом.

— Уже сделано. Целый час слушал лекцию. Оказалось, что на этом свете случаются всякие чудеса. И у нашего случая есть различные прецеденты в психиатрической практике. Одна теория пришлась бы как раз по вкусу Саше. А именно: после полного удовлетворения ненормальных стремлений наступает продолжительный период внутреннего покоя, когда неспециалисту больной может показаться совершенно здоровым. Не завидую Особо важному Ванадзиню, — и Банковскис тяжело поднялся. — Через полчаса доставлю ему Крума на допрос.

Весь этот час я листал принесенное Леоном Акментынем дело об убийстве Аркадия Гаврилова, снова и снова убеждаясь в сложности милицейской работы. Лишь постепенно открывались обстоятельства, при которых совершилось загадочное преступление, и выяснение их еще затрудняла необычная личность самой жертвы. Человек пропал без вести, но целую неделю никто не проявлял никаких признаков тревоги. Лавина, как обычно, началась с одного камешка. Дворничихе с Академической улицы в конце концов надоело каждый раз огибать желтые «жигули», уже шесть дней стоявшие без движения у тротуара, так что не удавалось даже путем полить улицу: сточная решетка, находившаяся как раз под машиной, засорилась и не пропускала воду. Машина не принадлежала никому из здешних жильцов, в этом уверял сын дворничихи, а во всем, что касалось автомобилей, на мальчишку можно было положиться. Он даже предлагал вызвать автоинспекцию, но мать рассудила, что для того, чтобы убрать помеху, хватит и участкового. Инспектор сразу заметил, что в замке зажигания торчит ключ. Так что отъехать было совсем просто, но прежде требовалось выяснить, кому машина принадлежит.

— Ищите у любовницы, — кратко ответила законная жена Гаврилова. — С тех пор, как он демобилизовался и вернулся из-за границы, знаю о нем меньше, чем узнавала раньше из писем. Я уже подала на развод: нам с сыном нужен настоящий отец.

Но не смогла помочь и Илона Гудревич:

— Захаживает временами. Но никогда не остается больше чем на два-три дня. Очень уж неусидчив, все время носится на своей машине по деревням, словно хочет открыть родную землю заново. Ночует, где придется.

Вряд ли кто-нибудь может представить себе весь объем работы, какую приходится переделать в подобных случаях. Страницы дела давали о них исчерпывающую информацию: было опрошено сто шестьдесят восемь жителей Академической улицы, многие из них заметили желтую машину, но Гаврилова не знал никто — ни по имени, ни в лицо. Казалось уже, что его придется объявить безвестно отсутствующим, когда из соседнего района поступило тревожное донесение. В лесу, в полукилометре от дороги, мальчишки случайно обнаружили труп застреленного мужчины. Формальности опознания и заключения экспертов заняли целый том. Картина происшествия прояснилась: Гаврилов был застрелен на краю небольшой вырубки, упал в куст малины и пролежал там три недели. Пулю найти не удалось, но были основания предполагать, что она была выпущена из пистолета системы Макарова. Жертва не была ни обыскана, ни ограблена, поэтому в районной милиции решили, что целью убийства было похищение машины. Ее бросили на улице, когда кончился бензин, но не успел ли преступник до того воспользоваться ею для совершения других преступлений? Этот и многие другие вопросы все еще висели в воздухе, не хватало фактов, какие дали бы хоть малейшее указание на мотив убийства или личность убийцы.