— Господи, — прошептал он, — ну почему ты не послушалась меня, Селина?
Девушка ничего не успела ответить — Людовик быстро отпустил ее и скрылся за дверью, не оглядываясь.
«Неужели он действительно хотел, чтобы я осталась в живых? — подумала Селина. — Но почему? Он должен желать моей смерти, так как только я могу раскрыть его секрет. А он предлагает мне побег. Почему? Если только… ну, конечно! Он боится, что, оказавшись завтра перед огромной толпой, я расскажу, кто на самом деле убил короля и пошатну слепое народное доверие и любовь. Боже, если бы я согласилась, меня убили бы в какой-нибудь подворотне, и у меня совсем не осталось шансов на спасение. Как все легко и просто, и не нужно так рисковать, совершая надо мной публичную казнь. Но ты просчитался, Людовик, тебе не представится возможность лицезреть завтра мою смерть. И ты всю жизнь будешь опасаться, что я предам твое преступление огласке. Ты никогда не сможешь чувствовать себя в полной безопасности. Воспоминания о короле Карле будут преследовать вечно, и самое лучшее наказание для тебя».
Скинув платье, она задула свечу и нырнула под одеяло. «Тебе не удастся одержать надо мной верх, Людовик! Никогда, запомни это!».
ГЛАВА 16
Неожиданно оказавшись на ярком солнце, Селина зажмурила глаза: окошко в ее камере было так мало, что солнечные лучи почти не проникали туда. Селина с трудом разлепила веки и огляделась. Она была потрясена, увидев огромное количество народу. Ей, всю свою жизнь прожившей в уединенном родовом замке в окружении близких, а потом в небольшом монастыре, где всякий гость считался редкостью, было удивительно лицезреть огромную толпу. Здесь были в основном горожане, но попадались крестьяне, монахи и бродяги. Мелкие дворяне, а также люди более знатных фамилий, расположились за их спинами на невысоком помосте, выстроенном специально для этого. Некоторые знатные персоны прибыли к месту казни в собственных каретах и не собирались покидать их, не желая афишировать свое присутствие, хотя, без сомнения, гербы на дверцах карет выдавали их с головой.
«Неужели столько людей желают видеть меня мертвой? — ужаснулась Селина. — Боже мой, за что?! Что я им сделала? Или же они хотят присутствовать при столь необычном зрелище, которое, без сомнения, развлечет их? Что ж, каков монарх, таков и его народ!».
Девушка еще раз внимательно изучила обстановку. В данную минуту она находилась рядом с Бастилией в окружении восьми стражников, готовых немедленно доставить ее к месту казни по довольно широкой дороге, искусственно созданной двумя рядами гвардейцев, сдерживающих беспокойные народные массы. «Да, Альфред был прав, — мелькнуло у Селины в голове. — По пути туда я не смогла бы убежать, как ни старалась — это просто невозможно». Девушка пыталась всмотреться в лица людей, выглядывавших из-за спин королевской стражи, и понять, что они думают. Некоторые из них смотрели жалостливо, некоторые — со злобой, большинство же глядели настороженно, словно не знали, как относиться к тому, что происходит. Селина вздохнула. «Надеюсь, они не будут препятствовать задуманному нами, — подумала она. — Альфред обещал, что жертв не будет, и я очень надеюсь на это».
— Вот повозка, мадемуазель, — услышала она голос одного из стражников. Он указывал на небольшую телегу, запряженную ослом и устланную соломой. — Вам помочь, мадемуазель?
— Что? — Селина была возмущена до глубины души. — Вы действительно считаете, что я поеду на этой… этой… — она даже не могла подобрать нужных слов. — И не надейтесь!
Стражник был немало удивлен ее реакцией.
— Но, послушайте, так положено, — объяснил он, — мы всегда доставляем осужденных к месту казни таким способом.
— Может быть, вы забыли, — ледяным тоном заметила Селина, — что я — дочь герцогов де Лодвиль, в моих жилах течет кровь французских королей и я не унижусь до того, чтобы ехать в этой грязной развалюхе, запряженной ослом! Этого не будет!
Стражник опешил и удивленно пробормотал:
— Так что же вы от меня хотите? Арабского скакуна, носилки или, может быть, карету?
Среди стражников пробежал легкий смешок, они явно забавлялись ситуацией.
— Ничего подобного, — ответила девушка. — Я всего-навсего пойду пешком.
— Пешком? Но…
— Могу я хоть в последний свой путь отправиться не на осле?
— Да, мадемуазель, то есть, нет, мадемуазель.
— Как вас понимать?
— Видите ли…
— Вы боитесь, что я сбегу от вас? И вы считаете, что это возможно?
— Нет, мадемуазель. Хорошо, вы можете идти пешком. Только прошу вас, не делайте резких движений.