В то же время сам гетман относился к Милюкову подозрительно, в беседах с единомышленниками бранил его, заявляя, что он «сеет смуту», является проводником великодержавных настроений и т. п., о чем доброхоты из правительства рассказывали Павлу Николаевичу{724}. Так что его положение в Киеве было не таким уж стабильным. Более того, в середине июля Скоропадский выразил членам правительства недовольство и передал «удивление» германского командования тем, что человек, «высказывающийся за объединение России, может оставаться в Киеве» и тем более осмеливается высказываться против Брестского мира (подписанного 3 марта 1918 года договора Германии с советским правительством, крайне ущемлявшего интересы России){725}.
«Дело Милюкова» чуть было не привело к правительственному кризису на Украине. 17 июля Павел Николаевич получил вызов в Департамент державной варты (государственной охраны). Было ясно, что ему грозит депортация. Он тотчас известил об этом входивших в правительство кадетов, а те, в свою очередь, объявили гетману, что в таком случае они уйдут из правительства. Не заинтересованный во внутренних потрясениях Скоропадский дал указание отменить решение о высылке. Директор Департамента державной варты Петр Александрович Аккерман по телефону принес Милюкову извинения и, помолчав, добавил: «Дело в том, что от высшего начальства я получил сначала одно распоряжение, а потом другое, прямо противоположное»{726}.
Действительно, гетман-генерал был не особенно последователен. Он очень скоро сменил гнев на милость и даже пригласил Милюкова на прием, состоявшийся в его резиденции 2 октября. Вполне возможно, что Скоропадский, предвидя неизбежное поражение Германии, надеялся сохранить свою власть на автономной Украине в составе Российского государства и рассчитывал привлечь Милюкова в союзники. Тот готов был прийти на выручку, заявив, что выдвигает лишь общие идеи, а о форме государственности можно будет договориться потом. Беседа шла о путях освобождения России от большевизма, взаимоотношениях с Добровольческой армией. Никаких конкретных решений, разумеется, не было принято{727}.
Милюкова не смущало, что украинские кадеты формально объявили о создании самостоятельной партии, не связанной с российским ЦК. Видимо, это даже импонировало Павлу Николаевичу с учетом того, что его фактически отстранили от руководящей партийной работы, да и сама партия в Советской России реально перестала существовать. Осудив сотрудничество Милюкова с украинскими сепаратистами, ЦК партии кадетов, вначале нелегально собиравшийся в Москве, а затем возобновивший работу на территории, занятой частями Добровольческой армии, фактически поставил его перед дилеммой — оставить Украину и возвратиться к «добровольцам» или выйти из ЦК.
В конце мая 1918 года Милюков направил членам ЦК, собравшимся на подпольное заседание в Москве, письмо с обоснованием использования германской оккупации Украины для борьбы против большевистской власти. Он убеждал оппонентов, что существование независимой Украины в сложившихся условиях не противоречит партийной установке на единство России: «Государственная самостоятельность областей, освободившихся от большевиков раньше Москвы, является неизбежной переходной стадией и неизбежным последствием бессилия Москвы освободиться от большевистского террора собственными силами»{728}.
Члены ЦК во главе с М. М. Винавером (выступившим с докладом о внешней политике) отвергли его доводы, приняли решение о сохранении верности Антанте и призвали союзные страны приложить все усилия для свержения большевистского режима{729}. Милюков объявил об уходе из ЦК и почти прервал связи с руководством партии, но сохранил тесное сотрудничество с украинскими кадетами, а также контакты со старыми соратниками по партии. Впрочем, ЦК его отставку не принял, однако отношения оставались напряженными.
Состоявшийся 8—11 мая съезд кадетов Украины одобрил участие членов партии в правительстве Скоропадского. Милюков вместе с несколькими членами образованного на съезде автономного Главного комитета партии вступил в «разведочный» контакт с представителями германского командования. Немцы сообщили, что будут решительно добиваться выполнения обязательств Украины по поставкам в Германию, Милюков и украинские кадеты потребовали от германских военных отказа от вмешательства в украинские дела. Однако дальше взаимной информации о ближайших намерениях дело не пошло, так что полагать, что в этот краткий период Милюков сотрудничал с германскими оккупантами (в чем его в следующие годы усердно обвиняли в странах Антанты), было бы неверно.
В то же время Милюков как частное лицо вел беседы с германскими генералами и дипломатами, убеждая их вступить в сотрудничество с Добровольческой армией, оказать ей помощь вооружением и средствами перевозки, чтобы облегчить организацию наступления на Москву. При этом он считал необходимым отменить Брестский мир и восстановить российские границы там, где они были до подписания договора. В дневнике Милюков привел довод: «…ни окружающий мир, ни мы не можем ждать, пока этот процесс (ликвидация большевистского режима. — Г. Ч., Л. Д.) окончится сам собой; мы — потому что рискуем единством России. Эта опасность должна быть устранена немедленно, а германцы могут быть заинтересованы в том, чтобы помочь в ее устранении»{730}.
Одиннадцатого августа Милюков направил ряду политических деятелей России и Украины официальную записку с изложением своей позиции{731}. Первой и главной задачей он считал восстановление государственности и объединение России, создание национального правительства, которое заручилось бы согласием Германии на немедленный пересмотр Брестского мирного договора. «Исходной точкой» такого пересмотра должна была стать неприкосновенность всей прежней территории России, за исключением Финляндии и Польши.
Принципиально важным было отношение к аграрной проблеме. В документе говорилось: «В интересах поддержки демократических слоев (крестьянство и кооперация) и восстановления социального мира немедленный приступ к аграрной реформе, восстанавливающей все нарушенные права, но имеющей целью найти решения, возможно близкие к сложившемуся фактическому положению землевладения. Восстановление свободы земельных сделок до реформы без нарушения ее принципов и с принятием немедленных мер против перехода земли в собственность иностранцев», — что означало фактическую отмену объявленной большевистскими властями национализации земли, но сохранение ее в руках крестьянства.
Милюков намечал пересмотр избирательного закона, в частности введение возрастного ценза, ценза оседлости и двухступенчатых выборов в сельской местности. Россия должна была стать конституционной монархией, причем предусматривался переходный период с диктаторской властью одного лица или группы, хотя сам термин «диктатура» не употреблялся.
Все эти задачи предполагалось решить при помощи сотрудничества германских вооруженных сил с Добровольческой армией.
Из этой затеи ничего не получилось — немцы считали выгодным для себя расчленение России и поэтому поддерживали государственную независимость Украины, сохраняя в то же время (с марта по ноябрь 1918 года) дипломатические и торговые отношения с Москвой.
Любопытный диалог состоялся у Милюкова 27 июня с германским послом в Киеве Альфонсом Муммом фон Шварценштейном. Все попытки перевести разговор в деловую плоскость не встречали поддержки дипломата. Милюков взволнованно говорил, что «надо спешить с походом на Москву, который должен, с германской помощью, быть сделан Добровольческой армией», а Мумм вместо ответа заговаривает на совершенно другую тему: «высказывает предположение, что японцы, люди холодные и расчетливые, едва ли заинтересуются внутренностью России», давая понять собеседнику, что не надо лезть не в свои дела. Вместо выслушивания советов Милюкова посол выпытывал у него информацию, которая могла оказаться полезной для немцев. Так, он интересовался, знает ли тот Раковского (бывший болгарский и румынский социал-демократ теперь был большевиком и возглавлял советскую делегацию на переговорах с Украиной). Павел Николаевич отвечал, что знал Раковского как болгарина и никак не ожидал, что он будет представлять интересы России{732}.