Съезд земских и городских организаций состоялся после выхода Милюкова из тюрьмы, 12–15 сентября. Избранный в бюро съезда, Павел Николаевич руководил его работой. На заседаниях впервые четко проявились разногласия между Милюковым, за которым следовали большинство делегатов (примерно 150 человек), и А. И. Гучковым, возглавившим правую группу (около сорока делегатов). Разногласия касались главным образом национального вопроса. Подготовленный Кокошкиным при участии Милюкова проект резолюции предусматривал автономию Польши в составе империи и меры по «децентрализации» России. Несмотря на то что положение о децентрализации сопровождалось всевозможными оговорками, группа Гучкова решительно высказалась против него, а заодно и против польской автономии. Вопрос, на какую Россию брать курс — единую и неделимую или федеративную, с широкими правами регионов, не обязательно связанных с определенным национальным меньшинством, — стал камнем преткновения, предпосылкой образования не одной, а двух центристских партий — более левой, руководимой Милюковым, и более правой во главе с Гучковым.
По главному вопросу разногласия на съезде не проявились. В резолюции, основным автором которой был Милюков, указывалось, что при безусловно отрицательном отношении к Булыгинской думе ввиду крайней ограниченности ее прав необходимо участие в выборах и в работе этого органа. «Сплоченная группа единомышленников», добившись избрания в Думу, должна была «служить средоточием и точкой опоры для общественного движения». Одновременно ставилась цель добиться «гарантий личной и общественной свободы и правильного народного представительства»{310}.
Съезд избрал Центральный избирательный комитет, куда вошел и Милюков. Предполагалось, что этот орган создаст свои ответвления на местах и будет добиваться максимального представительства в Думе оппозиционных элементов разного рода. Однако было ясно, что социалистические партии представлены не будут, поскольку они объявили о бойкоте выборов.
Но события развивались по совсем другому сценарию. Еще весной 1905 года большевики на своем съезде и меньшевики на конференции взяли курс на подготовку всеобщей экономической стачки, которая должна была приобрести политические черты путем выдвижения лозунгов против самодержавия. К забастовке печатников, начавшейся 19 сентября, вскоре присоединились московские рабочие других профессий. В начале октября они образовали Советы уполномоченных. Забастовку поддержали железнодорожники и промышленные рабочие других городов. Хотя стачка, вопреки утверждению большевиков, не стала всеобщей, в ней участвовало около двух миллионов человек. Власти были уже не в силах разогнать сопровождавшие ее митинги и демонстрации. Звучали лозунги вооруженного восстания, свержения царского правительства, создания демократической республики, явочным порядком вводились демократические свободы.
В октябре в Петербурге, а затем в ряде других городов были образованы Советы рабочих депутатов. Во многих случаях осуществлялась тактика левого блока — к стачечным комитетам, а иногда и к Советам присоединялись либералы, которые, поддерживая лозунги демократизации страны, расширения рабочего законодательства и даже введения восьмичасового рабочего дня, предостерегали против кровавой резни, которой должно было обернуться вооруженное восстание. В этих условиях объявленная еще летом автономия высших учебных заведений привела к тому, что актовые залы и аудитории университетов, технологических институтов и других учебных заведений стали местом собраний и митингов, в которых участвовали отнюдь не только студенты. Вопрос о законосовещательной Думе отодвинулся на задний план.
Учредительный съезд партии общедемократического характера был назначен на 12 октября. По мере приближения этой даты сама возможность проведения полноценного съезда становилась сомнительной — забастовка на железных дорогах не давала возможности большей части делегатов своевременно прибыть в Москву. Тем не менее Милюков и его коллеги по организационному бюро решили не откладывать съезд, так как в создавшейся бурной революционной атмосфере наилучшим образом выразить позицию либеральных сил могла уже сформированная партия.
Открыть съезд и произнести вступительное слово бюро поручило Милюкову. К этому времени он фактически уже сложился как политический лидер, но теперь речь шла об официальном признании его руководящей роли в создававшейся партии. Павел Николаевич тщательно обдумывал свою речь — его убеждения должны были превратиться в партийный курс.
Он решил предложить назвать партию конституционно-демократической. При этом, однако, сразу же намечались два исключительно важных ограничения. Во-первых, конституционная партия отнюдь не обязательно являлась бы республиканской, ибо опыт западного государственного строительства, в частности британский, показывал возможность прогрессивного развития страны в условиях конституционной монархии. Второе ограничение, поставленное для себя Милюковым: демократическая партия не будет ставить задачу социалистического преобразования общества.
Съезд начал работу в назначенный день, и Милюков открыл его обстоятельной речью, главным содержанием которой было обозначение партийных границ. Установить границу справа было достаточно просто: от организаций крупных промышленников и аграриев следовало решительно отмежеваться. Сложнее было определить границу слева, где, еще наивно полагал Милюков, находились «не противники, а союзники». Он вполне допускал возможность того самого «левого фронта», который на практике возник в ходе массовой октябрьской стачки: «…одни из нас не присоединяются [к лозунгам демократической республики и обобществления средств производства], потому что считают их вообще неприемлемыми. Другие — потому, что считают их стоящими вне пределов практической политики… До тех пор, пока возможно будет идти к общей цели вместе, несмотря на это общее различие мотивов, обе группы партии будут выступать как одно целое. Всякая же попытка подчеркнуть только что указанные стремления и ввести их в программу будет иметь последствием немедленный раскол». Милюков призывал делегатов «проявить политическую дальновидность и благоразумие», подчеркивал, что создаваемая партия в любом случае окажется на левом фланге общедемократических сил Европы; в России же это будет «первая попытка превратить интеллигентские идеалы в осуществимые практические требования…»{311}.
Хотя в этой речи и проявились малореалистичные мечтания, Павел Николаевич всё же совсем не исключал, что в условиях крайнего напряжения общественных сил в России такой сдержанный характер программы новой партии может быть не оценен по достоинству, но найдет одобрение потомков.
По воспоминаниям Милюкова, прения на съезде проходили спокойно. Результатом было принятие разносторонней программы{312}. Социальные требования, по поводу которых Павел Николаевич ожидал бурных дискуссий, были утверждены полностью, включая законодательное ограничение рабочего дня восемью часами (впрочем, последнее требование сопровождалось оговоркой, что такая «рабочая норма» будет установлена лишь на тех производствах, где она «в настоящее время возможна»). Предусматривалось введение страхования работников от болезни, несчастных случаев и профессиональных заболеваний с отнесением расходов на счет предпринимателей. Поддерживались предложения о введении государственного страхования по старости и нетрудоспособности для всех лиц, живущих личным трудом, о развитии охраны труда женщин и детей, установлении мер охраны труда на вредных производствах.
Была выдвинута идея пересмотра расходных статей государственного бюджета в целях снижения издержек и соответствующего увеличения затрат на нужды народа. Предполагались реформа налогообложения путем введения прогрессивных подоходного, поимущественного налогов и налога на наследство, удешевление предметов народного потребления.
По аграрному вопросу выдвигалось требование скорейшего очищения России от пережитков крепостничества. Радикально звучало предложение о принудительном отчуждении за справедливое вознаграждение той части помещичьих земель, которые обрабатывались на основе полукрепостнической отработочной системы или сдавались крестьянам в кабальную аренду. Такие земли предлагалось передавать в государственный земельный фонд с последующим распределением среди нуждающегося населения с учетом особенностей землевладения. Партия, однако, решительно высказалась против национализации земли, видя в ней фактическую «монополию властных структур».