На конференции в мае 1909 года он говорил, что выступления кадетов в Думе «есть воздух, которым дышат» по всей стране. «Работа Думы является единственной организующей работой и для страны»{418}, — провозглашал Милюков.
Став депутатом Государственной думы, П. Н. Милюков не прерывал деятельности на международной арене, где получил сравнительно широкую известность в предыдущие годы. В 1908–1909 годах он предпринял три зарубежные поездки. Лидер кадетов становился признанным экспертом по внешней политике.
Первой была краткая поездка в США, уже третья по счету. На сей раз Милюкова пригласил Гражданский форум — авторитетная общественная организация, в которую входили видные деятели, главным образом из Демократической партии. Приглашение он получил еще до выборов и дал согласие, скорее всего, полагая, что и на этот раз не попадет в Думу. Теперь же приходилось приспосабливаться к обстоятельствам. Не желая нарушать свое обязательство, Милюков использовал двухнедельные думские рождественские каникулы. Тот факт, что пришлось 12 дней провести на пароходе ради всего лишь трех дней в самой Америке, свидетельствует, какое значение он придавал лекции о новом политическом положении в России.
Выступление в Карнеги-холле — одном из крупнейших помещений Нью-Йорка, предназначенных для общественных инициатив, — состоялось 14 января 1908 года по новому стилю, то есть в первый день года по действовавшему тогда в России юлианскому календарю. В отчете о лекции, опубликованном в качестве приложения к ее американскому изданию{419}, говорилось: «Зал был полностью заполнен аудиторией, которая составляла почти 400 человек, представлявших наиболее влиятельные слои города». Поскольку Карнеги-холл в то время был рассчитан как раз на 400 человек, можно с уверенностью утверждать, что сам Милюков в эйфории от оказанного ему приема в полтора раза преувеличил число присутствовавших — дважды сказал о шести сотнях слушателей, с которыми он должен был поздороваться за руку и обменяться любезностями, прежде чем подняться на трибуну{420}.
Лекция была посвящена длительному кризису во внутренней жизни России, его результатам и роли в нем кадетской партии. «Наша позиция как силы, находящейся в положении политического центра, ныне значительно ослабела. Другие партии, значительно более консервативные, чем наша, ныне играют роль умиротворителя». Оратор выразил уверенность, что созданная таким образом стабильность непрочна в силу слишком больших компромиссов с царским режимом и знатью. Анализ соотношения классовых сил в России, политики правительства Столыпина, деятельности оппозиционных группировок позволил Милюкову прийти к выводу, одновременно оптимистическому и предостерегающему: «Если революция в России нечто потеряла в своем внешнем драматическом характере, это произошло не потому, что движение уничтожено, а в результате того, что оно пустило значительно более глубокие корни в низшие социальные слои. На кону ныне социальная структура будущей России. Ныне определяется судьба [России] на ближайшие столетия. И это объясняет, почему массы, которые кажутся немыми и безгласными, всем своим сердцем надеются на нынешние движения, которые не прекратятся, пока тем или иным путем не будут решены основные проблемы». Таким образом, сообщил Милюков американской аудитории, неминуемо основательное преобразование страны, по возможности мирным путем, но не исключены и крайне нежелательные насильственные формы.
Собрание не только выразило благодарность Милюкову, но и единодушно поддержало резолюцию, одобрявшую его подход к решению основных задач, стоявших перед Россией. Павел Николаевич, как указывалось в американском издании лекции и как он повторил в воспоминаниях, был очень доволен впечатлением, произведенным его докладом на весьма влиятельных американцев. Добавим, что, несмотря на все негативные отзывы, которые раздались в его адрес после возвращения из Америки, эта поездка серьезно укрепила его политическое положение на родине — в том смысле, что, поскольку правительство Столыпина нуждалось в развитии экономических, а следовательно, и политических отношений с быстро растущей заокеанской державой, репрессии против лидера кадетов теперь могли быть восприняты в Вашингтоне и Нью-Йорке как своего рода недружественный акт в отношении самой Америки. Очевидно, именно поэтому российский официальный представитель в США барон Роман Романович Розен не просто подозрительно смотрел на визит Милюкова, но отрицательно отнесся к идее его приема американским президентом Теодором Рузвельтом (считалось, что тот благожелательно относится к России; он стал лауреатом Нобелевской премии мира за посредничество в подписании Портсмутского мирного договора между Россией и Японией).
Протокол требовал, чтобы «добро» на прием президентом США иностранного общественного деятеля дал официальный представитель соответствующей страны. Когда же американцы обратились к Розену, он ответил, что не получал никакой просьбы Милюкова, но в случае поступления таковой рассмотрит ее. Ему, однако, было известно заявление Милюкова, сделанное в Нью-Йорке, что, как представитель оппозиции, он не станет обращаться к послу, полагая, что ему будет отказано в рекомендации.
Милюков приехал из Нью-Йорка в Вашингтон, видимо, надеясь, что сам посол проявит инициативу. Но тут коса нашла на камень. В гостиницу к упрямому кадету приходили разные посредники, убеждали его, что американский президент хотел бы с ним встретиться, что посол, безусловно, даст соответствующее рекомендательное письмо. Посетители удивлялись «непонятливости» Павла Николаевича, но на поклон в посольство он так и не пошел.
Вместо приема у Рузвельта состоялась неофициальная встреча с депутатами Конгресса США. Здесь не было никакого доклада, присутствовавшие задавали вопросы, в основном фактического характера, из которых Милюков понял, как мало знали о России даже высокопоставленные американские государственные деятели.
Розен 6 (19) февраля 1908 года написал в российский МИД огромное письмо-отчет об этом инциденте, представив дело так, будто сам Рузвельт не хотел принимать Милюкова и только искал предлог для отказа. Президент, мол, сам сообщил ему, что «примет г-на Милюкова лишь в том случае, если об этом к нему обратится с просьбою российский посол». Якобы вслед за этим на обеде, данном дипломатическому корпусу, Рузвельт заявил Розену: «Мой дорогой барон, я должен рассказать вам о том, как веселился сегодняшним утром, отказывая этому мистеру Милюкову в приеме». Скорее всего, это была выдумка посла. В то же время Розен послал в Петербург текст лекции, прочитанной Милюковым в Карнеги-холле, и добавил: «Воздерживаясь от критического разбора этой речи, скажу лишь, что она и по тону, и по содержанию была весьма искусно рассчитана на то, чтобы понравиться американской публике, и имела поэтому известный успех»{421}.
После молниеносного визита почти неделю продолжалось морское путешествие на родину. Свой рассказ о поездке в США Милюков завершил в воспоминаниях словами: «Как раз тогда на океане разразилась серьезная буря, единственная, которую я испытал. Гигантские волны хлестали через стеклянную вышку, в которой помещался музыкальный салон. Зрелище было увлекательное — и страшное. О том, как меня встретила Дума, рассказано выше»{422}.
Второй зарубежный вояж был предпринят на Балканы. Как мы знаем, Милюков уже не раз бывал в этом сравнительно небольшом, но сотрясаемом раздорами и конфликтами регионе Европы и с особым вниманием относился к происходившим там событиям, которые могли привести не только к войне между странами опасного региона, но и крупному международному военному противостоянию. Милюков стремился оценить ситуацию на Балканах не только по печатной информации, но и на основании собственных впечатлений и осведомлять о ней общественность. Безусловно, в то время он был самым крупным русским специалистом по истории, культуре, внутриполитической жизни, международным отношениям Балканских стран. Немаловажную роль в его решении совершить новую поездку сыграли и воспоминания о пребывании в Болгарии, которая дала ученому и начинающему политику приют и профессорскую должность, когда ему грозила тюрьма.