Отражать
Я - зеркало. Холодная, чужая. Я не свечу, а только отражаю. Улыбку первоклассницы щербатой. Малиновый пиджак, подбитый ватой. Раскрашенную маску этуали - Лицо под ней отыщется едва ли. Предательских морщин сплошные сети. Сомнительную сценку в кабинете. Счастливую невесту, взгляд подружки. Кошачий нос и розовые ушки. Значок на рюкзаке, перо на шляпке Сухую безнадежность черной тряпки. Рыбешку в банке, кактус на оконце... Во мне однажды отразится солнце, Оставит жар, сожжет слепые пятна И вырвется, усилясь многократно, На белый свет. Я зеркало - не зло... Пылает солнце. Плавится стекло.
Дыхание
Слушать как ты дышишь - легко и хрипло, Уходя в беззвучье, сбиваясь с ритма, Горячо - от вдоха мороз по коже. ...Разум по ночам отпускает вожжи, Ослабляет путы и сказка длится Мчит по тучам звездная кобылица. Сны приходят в гости, несут подарки С набережных Мойки или Игарки. Тень березы в сквере, холодный кофе, Ложечка звенит и соседям пофиг. Два билета ждут на столе под блюдцем. Пусть вздыхает мать и друзья смеются - Здесь во сне никто не закроет выезд. Ждут чудные горы, в которых вырос, Маленький костер на вершине мира, Волосы любимой роса омыла, В золотых лесах нет ни слез ни боли. ...Посмотри - мне снится, что я с тобою.
Дверь вовнутрь
Искренность - наркотик, на который садишься плотно и безнадежно. Говоришь как есть, потому что ни солгать ни выдумать невозможно. Открываешь двери вовнутрь, в горячо и красно. Обтекаешь - нелепый, маленький, безобразный. Образ бога в каждом - и это не картинка из "Геркулеса", Не крутой мужик, что полжизни качал железо. Просто ты - тонкокожий, сильный, смешной до дрожи. Каждый божий день, что был без остатка прожит, Шкуры, шрамы, родинки, Родина и дорога. Книга Джунглей, тема, поэма без эпилога. Наше пламя - негасимое, жжет и мучит. Долгий отдых, костер, стоянка в лесу дремучем. Слово в слово, молчание и мычанье Немота одного на двоих звучанья. Понимаешь? Знаю. Посмотришь? Вижу. Образ твой луной на сетчатке выжжен. Провода искрят, обрывая контакты связи. Искренность не знает ни зла ни грязи. Говоришь как есть, как будет, как не бывало, Выбираешься драной кошкой из-под обвала, Покидаешь горы и лезешь выше... Проклянешь? Смолчу. Позовешь? Услышу.
Мститель
Джонни Доу был хорошим парнем из Цинциннати, Джинсы, девчонки, пиво, кино, бейсбол. Милая Мэри по пятницам в пестром платье, Тушка индейки, мама, накрытый стол. Джонни Доу говорил красиво, смеялся звонко. Вовремя отдавал кредиты за кар и кров. Но однажды утром он вспомнил как в прошлой жизни убил бобренка И на чистых ладонях вдруг проступила кровь. Он ушел из города в тот же вечер. Набил записку - Помяните лихом, в общем-то заслужил. Его искали с полицией в Спрингфилде и во Фриско, Но нашли лишь порванный паспорт в лесной глуши. Где, ты Джонни? Он наугад собирал каноэ, Брал кору у большой березы, точил ножи, Мерз до одури в месяц Волка и бронзовел от зноя, Плавал в озерах голым, учился жить. Вот улетели гуси и небо стало Светлым, тугим и звонким как барабан. Вот проступили кости под снегом талым, Вот у большого дуба спину чесал кабан. Вот след вигвама, в котором играла Саджо, Вот ржавый нож – подарок ее отца. Джонни втирал в ладони золу и сажу. Дождь не смывал краску с его лица. Ржал старый хобо: - Ты верно скурился, Джонни, Белый, богатый – какой из тебя шайен? Джонни молчал. К нему выходили кони, Горные травы касались его колен. Мерзлый шиповник – ягоды на заварку, Шкура медведя – мокве, не злись, возьми Жир и табак. Национальным парком Здесь и не пахнет. Люди идут с людьми. Лесом владеют еноты и трясогузки, Племя лосей, выдры могучий род. Белое восприятие стало узким. Красное пламя только живых берет. В черных лесах вымерших резерваций Джонни бродил, собирая совет вождей. Вы же остались в скалах, к чему скрываться? Где томагавки, смелые стрелы где? Пусть не ответил ни Красное Облако ни Татанка, Ни один из великих воинов той страны, Подле ненужных рельсов бывшего полустанка Вытаял в месяц Листьев топор войны. Слышите грохот, белые? Это топча газоны, С хрустом ломая доски дурных оград На Вашингтон валом идут бизоны Тысячи тысяч мертвых и страшных стад. Толку от ваших сирен и эвакуаций, Толстых шерифов, тесных шоссе?! Прости, Милая Мэри – из вымерших резерваций Я, Одинокий Лис, отправляюсь мстить. Пусть увезут трусливого президента, Пусть запечатают Национальный банк, Пусть поднимают гвардию. Что, мементо? Вспомнили красных женщин, детей, собак? Вспомнили прерии? Прячьте в карман айфоны, Прыгайте в тачки, мчитесь в свои ТЦ, Я говорю – сегодня идут бизоны Время настало, каждый из белых цель! Даже у бога нынче упала планка. Вы посмотрите в небо – на облаках Танец свободы пляшет храбрец Татанка И томагавк летает в его руках!!! …Джонни снял снайпер. Тихо и без оглядки. Мама статью в газету потом дала: Мол извините, безумцы играют в прятки, Не для того я мальчика родила. Мэри уехала в Дублин считать овечек. Стала счастливой, толстой, давно не мисс. Пастор вещал в субботу: никто не вечен… А над пустой могилой в мае взошел маис.