нались было за дразнящимися школярами, но махнули рукой и принялись дальше равномерно перестукивать коваными сапогами по выпуклым булыжникам, устилавшим городскую площадь. Осиянный светом пробудившейся от дневного сна луны блестел крест на куполе храма имени святых Марфы и Марии. Его праздничная круглая роза, расположенная над арочным входом, украшенным каменными изваяниями апостолов и ангелов, будто являла собой распустившийся ночной цветок, затейливый, но предельно симметричный. Музыка символов и знаков непрерывно лилась блаженным потоком сквозь каменную громаду собора, призывая все души к вечному и прекрасному сиянию. Мальчик сейчас не видел, но знал, что прямо за церковью теснится кладбище - последнее убежище многих знатных горожан, усеянное мраморными плитами с краткими мудрыми изречениями, каменными чашами, возвещающими об очередной смерти духовного лица, или же простыми деревянными распятиями. Вся площадь, стиснутая многочисленными торговыми лавками, домами членов городского совета, высокой и резной ратушей, парком с благоуханным цветником да храмом с кладбищем и капеллой, представляла собой самое сердце города, его древний и прочный корень, от которого брал начало этот мирный и процветающий городок. Внимательный взгляд по тут и там разбросанным останкам-руинам мог увидеть историю зарождающегося поселения, проследить все перипетии жизни горожан и понять, что всё остаётся, а не исчезает, возвращаясь в своё изначальное состояние через долгий преломлённый круг бытия. - В полночный час это место обладает особой притягательностью, - внезапно раздалось из-за спины Ганса, - Как же это забавно: наблюдать за тайной жизнью людей, которые ни о чём не подозревают. Ты не представляешь, свидетелем скольких драм и тайн я стал, всего лишь отдыхая в тени этого громадного дерева. Да и сама стража - всего лишь потеха! Таких лентяев и балагуров я ещё не встречал даже в среде отпетых бродяг! И куда смотрит наш достопочтимый магистрат? Впрочем, приношу свои извинения за опоздание: прево нынешним вечером разве что не спускают собак на любой подозрительный шорох. Неспокойно здесь нынче, а посол из Невера, так и не прибывший вовремя, только добавляет тревоги. Незаметно подкравшийся Луи присел на мокрую траву прямо за спиной Ганса, устало прислонившись плечом к шероховатой коре дерева. Радость в душе Ганса от появления юноши уступила место запоздалому раскаянию: в ночном полумраке, разбавленном крохами света ясной луны, белело лицо Луи, отмеченное признаками усталости. “Должно быть, день оказался слишком тяжёл для него”, - подумал мальчик и огорчённо приуныл, поскольку изначально рассчитывал на долгую совместную прогулку. - Что с тобой, Ганс? Ты никак чем-то расстроен? - сразу заметил перемену Луи и широко ободряюще улыбнулся, - Знаешь, я уже какое-то время здесь нахожусь и наблюдаю за тобой: ты настолько погрузился в свои думы, что и не заметил моего прихода. Ты словно находился под толщей воды, скрытый зрением и слухом от всего остального мира. Не могу тебя винить, поскольку и меня иногда захватывает панорама спящего города! Мальчик лукаво посмотрел на собеседника и немедленно встал с земли, отряхивая плащ от прилипших трав и веток: - Тогда, думаю, ты должен увидеть одно место. Пойдём, уже достаточно стемнело, чтобы нас не заметила стража. И они бросились сквозь тьму сонного тихого городка, вдоль домов и лавок, перепрыгивая через низкие заборы и дразня своим незримым присутствием свирепых от голода собак. Им сопутствовала подруга-луна, освещая извилистый путь так не похожих друг на друга мальчика и юноши. Ветер свистал мимо их тонких и хрупких фигур, развевая плащ Ганса, за который иногда хватался Луи, пытаясь то ли приостановить маленького друга, то ли наоборот успеть за его стремительной прытью. Если бы посторонний наблюдатель увидел их, то осознал бы лишь единое движение, единую мысль, в которую были неразрывно соединены новообретённые друзья. Но их безмолвно сопровождала одна только хладнокровная Диана*, чуждо и далёко сияя в густой синеве. Наконец, впереди показались дальние городские ворота, закрытые опускающейся толстой решёткой. Ганс постепенно замедлил молниеносный бег и юрко скрылся за углом ближайшего дома, поманив к себе рукой запыхавшегося Луи. - Не думал, что ты так хорошо знаешь город, чтобы ночью, в полной темноте, настолько уверенно и быстро ориентироваться среди извилистых улиц, - шёпотом протянул белокурый юноша и облокотился на хлипкий деревянный забор, зиявший прорехами и гнилыми оборванными досками. Путь привёл их в самый бедный и убогий район городка, где под соломенными крышами ютились голодные семьи, не способные прокормить даже собственных детей. Скот же находился в ещё более плачевном состоянии. Дороги в сезон дождей размывало непроходимой грязью, а светом в ночные часы людям служили лишь благодатные звёзды да изменчивая луна. - Бывает, что ночь настолько притягательна и свежа, что немыслимо оставаться в доме и лишать себя созерцания вечной красоты, - ответил Ганс и выглянул из-за угла, всматриваясь в чёрную зияющую пропасть городских ворот. - Странно, сколько раз я выбирался через эти ворота, но они всегда были открыты. Теперь же вход в город наглухо закрыт и охраняем. Слева от главного широкого прохода, сквозь который в город проезжали сельские телеги, наполненные товарами и различными яствами, да вооружённые лихие всадники, виднелся узкий проём, освещаемый единственным в округе стенным факелом. Крадучись, друзья неслышно подошли к каменному проходу, с удивлением увидев в тусклом свете одинокого грузного сторожа, спящего с громким фыркающим храпом прямо под трескучим огнём. Ганс осторожно попятился, но рука Луи удержала его и снова притянула к стене. - Пойдём, похоже, он спит, и мы можем выйти через дверь, - юноша указал на маленькую деревянную дверку, которой замыкался проход. Не успел мальчик обдумать его слова, как Луи уже был около сторожа, а через мгновение растерянно дёргал массивный замок на двери. После чего он повернулся и с решительным видом направился к охраннику, у которого ловко подцепил тяжёлую связку ключей, прицепленную сбоку к кожаному ремню сумки, и быстро открыл заднюю дверь. С довольным видом Луи поманил за собой Ганса, и спустя минуту покой стражника снова был ненарушим, только игриво искрился смоляной факел, бросая вокруг длинные и причудливые тени. - Ловко же ты справился с замком, - в голосе Ганса слышалось скрытое восхищение, которое он пытался безуспешно подавить, сохраняя видимую невозмутимость. - Не думал, что было бы, если б он поймал тебя, внезапно проснувшись? Но, я вижу, тебе не привыкать к делам такого рода и, судя по твоему довольному виду, о беспокойстве ты знаешь только по слухам. К счастью, здесь некого бояться: никто не выходит за черту города в ночную пору, опасаясь каждой мелькнувшей тени. Но нам же нечего бояться, верно, Луи? - Разве что самих себя, - засмеялся юноша и поспешил за Гансом вслед по дороге, ворчливо сетуя вполголоса, - Что мне сторож, когда сам главный прево не смог меня ни разу поймать? К тому же, во фляжке с вином, которую он держал в руках, не оставалось ни капли. Готов поспорить, бедняга проснётся не раньше полудня! И что ты вечно меня бранишь?.. Дорога шла в гору, постепенно сужаясь, пока не стала совершенно неразличимой, растворившись среди высоких желтых стеблей разросшегося вейника и цветущего пышного вереска. Перед Луи мелькал тонкий силуэт мальчика, наполовину утонувшего в густых зарослях, но упрямо и целенаправленно шедшего вперёд. Он выглядел так, будто знал каждую травинку, каждый поворот в этом буйстве зелени, нисколько не теряясь в разверзшейся над ними полуночи. “В этом весь Ганс, - подумал Луи, - он не устрашится ни перед чем ради своей цели, разве что перед стражей почувствует некоторую робость”. Усмехнувшись, юноша начал насвистывать простую неприхотливую мелодию, скрашивая нелёгкий путь. Музыка разливалась в ночной прохладе воздуха, и ей вторили дивные созвездия, возникающие на угольно-чёрном полотне небес. Наконец, фигура мальчика остановилась, а потом внезапно исчезла из вида Луи, который по большей части смотрел себе под ноги, чтобы не упасть на мокрую и грязную землю. - Эй, куда ты пропал? - позвал тревожно юноша, непрестанно оглядываясь по сторонам. - Пройди дальше. Я здесь, внизу, - мгновенно раздалось откуда-то снизу от Луи. Сделав пару шагов, он очутился на округлой прогалине, усеянной витым плющом и бархатным мхом, на самой границе которой восседал Ганс, точно некий буддийский монах. В памяти юноши вспыхнуло давнее воспоминание: предание о Великом учителе Хонэне*, о котором он случайно вычитал в одной из книг обители, взятой у щедрого к нему отца Альберта. Витиеватые иероглифы были специально переведены аббатом для юноши, который с восхищением открывал для себя внутренний мир очищения и просветления, а в голове рисовал смутный образ далёкого восточного монаха. Теперь же скрытое и давно забытое ощущение вырвалось наружу и воплотилось в фигуре сидящего мальчика, точно мысль, обретшая естество. Луи подошёл ближ