ла половину головы и была особенно плотно повязана вокруг глаз. На бледном обескровленном лице нервно шевелились сухие губы, словно непрестанно проговаривая что-то, однако в ночной тиши от него не раздавалось ни звука. Сжатый по бокам двумя бандитами, он скорчился в попытке исчезнуть из этой злополучной повозки, чтобы очутиться там, где всё началось, около родных земель, в солнечный полуденный час и никогда не знать сокрушительного ужаса перед разверзшейся пропастью гибели и неизвестности. “День ли властвует иль ночная тьма покрывает сонную землю?” - спрашивал он себя, ибо округлые кроны гигантских буков сплетались в причудливую вязь, создавая ветвистую завесу между внешним миром и затаёнными таинствами леса, отчего там всегда царили сырость и полумрак. “Сколько часов или, быть может, горьких дней длится непрекращающаяся поездка? И почему жизнь моя ещё со мной, ибо я мыслю и всё ещё способен ощущать? Что это - сон, мираж, насмешка? Возможно, я давно мёртв и сейчас медленно стыну в заросшей канаве вместе с моими несчастными друзьями. Страшно подумать! Невыносимо терпеть”, - так думал связанный путник, и мысли его всё более мешались и противоречили друг другу, пока, наконец, слова не иссякли в измученном страданиями человеке и место им не уступили бессловесные и желанные образы. Златокудрая цветущая девочка, беззаботно смеясь, забегает в летнюю беседку палисадника, за ней шествует неспешным шагом высокая дородная женщина, радуя взор теплотой мягкой улыбки, - вот что представало в ночи перед измученным связанным пленником, который с каждой минутой всё более терял надежду когда-либо увидеть родную семью, ощутить под руками шёлк детских локонов, услышать заливистый радостный смех. Словно сторонний наблюдатель, посол наблюдал в своём воображении за простыми и такими привычными детскими и нежно-материнскими движениями, восторженными возгласами, гримасами, но страдание от того, что он не может приблизиться к ним, приобщиться к их тайне жизни, отравляло его и без того угасшую радость. Как же он проклинал теперь свой скоропостижный и необдуманный отъезд, побуждаемый искренним преклонением перед графом Невера и уважением его несомненных достоинств и высокого благородства! Как он ненавидел ныне своё прежнее идолопоклонничество и желание как можно лучше и быстрее угодить сиятельнейшему графу, мудрому сеньору! Проведя в безмолвии, слепоте и неизвестности всего лишь некоторое время, он в полной мере осознал, какое глубокое заблуждение владело им прежде. Что же важнее - служба или семья? Ответ незамедлительно возникал под сомкнутыми веками сладким и воздушным видением, настолько эфемерным, что, казалось, стоит сильнее подуть ветру, и милые сердцу лики растают в воздухе и вернутся в небытие. Так и случилось, ибо два всадника, ехавшие впереди повозки, изящным пассажем приблизились к ней и подали знак сгорбленной фигуре седовласого кучера, чтобы тот остановил лошадей. - Стой, кому говорю! Эх, старые клячи, и на что вы годитесь, если на вас даже мяса нет? - ворчливо прикрикнул возница, во всю силу натягивая удила. - Не шуми так, Жак, мы слишком близко подошли к городу, - осадил старика подъехавший всадник, уверенно гарцующий на блестящем вороном коне. Несмотря на потрёпанную и изношенную одежду, мужчина держал гордую и благородную осанку, отчего казался переодетым принцем или путешествующим инкогнито богатым вельможей. Даже его лицо, несущее отпечаток жизненной усталости и приобретённой с годами жестокости, веяло особенным шармом и скрытой притягательной красотой: и только ледяной блеск почти неподвижных глаз открывал ту бездну бездушия и хладнокровия, в глубине которой находился этот страшный человек. - Думаю, нам пора сделать привал, - задумчиво сказал он и внимательно огляделся по сторонам, - Пожалуй, вон та тропа нам подойдёт. Мы слишком заметны здесь, на большой дороге, да и некуда нам дальше ехать, если только не хотим попасться в руки городской стражи. Повозка снова тронулась с места, скрипя и переваливаясь с боку на бок, точно древняя старушка. С двух сторон от связанного пленника послышались одобрительные хриплые возгласы и началось судорожное движение, отчего сиденье заходило ходуном и казалось, что вся нехитрая и хлипкая конструкция вот-вот развалится на части. - Осторожнее там! - прикрикнул кучер и сердито оглянулся на беспокойных седоков. - Что-то наш гость совсем плох, и зачем надо было забирать его с собой? Только лишний рот в нашем отряде. Наконец, всадник на чёрном коне, ехавший впереди, остановился и приказал размещаться на ночлег в средине небольшой поляны в глубине леса. Изогнутая тропинка привела беглецов на прекрасно защищённое от чужих глаз место, окружённое высокими вековыми дубами и густыми кустарниками. Кроны защищали их от лунного света, а потому здесь безраздельно царствовала ночь. Только над самым центром поляны виднелся краешек сияющего сребристыми огнями неба. - Безопасно ли разжигать костёр, Эжен? - озабоченно спросил второй всадник, который прежде безмолвно следовал за более старшим и уверенным товарищем. - Как ты и сказал, мы слишком близко подошли к городу, чтобы так необдуманно выдавать своё присутствие. - Не бойся, друг мой, лесные деревья охраняют нас куда лучше этих двух бездельников, - ответил ему Эжен, презрительно махнув рукой на двух полусонных ездоков, стороживших пленника. Их помятые лица без единого проблеска мысли белели в темноте и говорили лишь о бездумной покорности обстоятельствам и раболепской преданности господину, который обеспечивал их продовольствием и поддерживал их никому не нужную бессмысленную жизнь. Они служили орудием, к которому прибегал Эжен, когда хотел избавиться от очередной помехи на своём пути, но не допускал присутствия крови на чистых и благородных руках. Ему претило держать при себе двух безродных бродяг, пусть и превосходно владевших любым холодным оружием и являвших собой яркий пример безрассудной жестокости в бою, поскольку сам их вид оскорблял высокое достоинство рыцаря, но он не мог отрицать их необходимость. Двум одиноким рыцарям было невозможно выжить обычным грабежом в чрезмерно охраняемых ныне лесах, да и опасность не всегда исходила только от хранителей порядка. Пока старик Жак привязывал лошадей к дереву и разводил из редких сухих веток костёр, рыцари отошли на безопасное расстояние и завели тихий разговор, вполне уверенные в том, что их слова останутся неуслышанными посторонними. Сквозь ветвистую пелену над их главами виднелись крошечные звёзды - единственные свидетели ночных путников и их секретных разговоров. Так думал Эжен, доставая из внутреннего кармана широкого полотняного камзола флягу с выгравированными на ней инициалами и витым гербом благородного дома: один из немногих сохранившихся предметов былой роскоши ныне обедневшего рыцаря. - Скорее бы закончить это дело и отдохнуть в каком-либо приличном трактире, - мечтательно произнёс светловолосый мужчина, выглядевший более молодым и наивным рядом с огрубевшим и воинственным другом. - Сколько времени уже я не пил старого доброго эльзасского вина и не видел хорошеньких румяных девушек. Эжен! Сколько ещё продлится это мучение? В конце концов, я уже близок к тому, чтобы вернуться обратно в замок отца! Темноволосый мужчина досадливо поморщился и сделал очередной глоток из фляги, после чего решительно повернулся к младшему товарищу и принялся вразумлять его спокойным и уверенным голосом, стараясь заглушить в себе сомнения и беспричинный страх, что внезапно поселились в его душе после расправы над спутниками неверского посла: - Пойми, мы не можем отпустить его сейчас, когда мы так близки к нашей цели. - Цели? Постой, да есть ли она у нас?! Чем дольше мы скитаемся, чем больше мы занимаемся грабежом, тем меньше становится смысла во всей этой затее. Помнишь ли ты тот день, когда я согласился составить тебе компанию? Помнишь ли те желания, что владели и руководили нами? Эжен не нашёлся с ответом. Он слушал своего друга, но мысли его теперь витали так далеко, что лес вокруг загадочным образом преобразился в цветущие поля, тьма рассеялась, а над измотанным рыцарем заиграло игривыми лучами ясное солнце. Ему виделся замок, из которого молодцевато выезжали два друга на гибких породистых конях навстречу раскинувшемуся у их ног миру, жаждущие приключений и преисполненные безумной отваги. Он вспоминал, как легко увлёк старого друга Мориса в это бесконечное путешествие-странствие, закончить которое ему с каждым днём становилось всё сложнее. Не раз они хотели вернуться обратно в родные земли, зажить оседлой спокойной жизнью, но денежное положение Эжена существенно отличалось от материального состояния его друга. Тем блистательно солнечным днём, Морис оставил не просто замок, но и всю многочисленную семью, в которой занимал пусть и невыгодное, но полное радостей место младшего сына. Он не претендовал на большую долю наследства, но и той малости ему вполне хватало на безбедную счастливую жизнь, не обременённую тяготами главы семьи и решениями родовых проблем. Его выбор - последовать за старым дру