и посоветовал покинуть обитель до захода солнца, т.е. незамедлительно. Его вид отличался несвойственной ему рассеянностью и скрытой тревогой, проступающей глубокими морщинами на его хмуром лице. Казалось, что он внезапно постарел и будто даже иссох за прошедший день. “И вряд ли это связано с разбойниками, рыщущими где-то около аббатства”, - решил Ганс. На мимоходом заданный им вопрос про Луи, аббат даже не дослушал мальчика, спешно покинув Ганса и проверяя подряд все классные помещения, изредка покрикивая на бедных задержавшихся учеников. “Очевидно, в этот вечер аббатство будет пустовать, - заметил мальчик, выглядывая в коридор и провожая взглядом удаляющуюся неестественно прямую спину мужчины. - Разумное решение, если они хотят избежать нелепых и ненужных жертв”. Больше здесь ничто не держало Ганса: он быстро убрал на место книги, разложил по порядку рукописи и взял в руки медный подсвечник с догорающей свечой, собираясь уходить. Он подумал о том, что было бы неплохо сейчас найти Луи, гуляющего где-то в городе или уже развлекающегося в каком-нибудь трактире. Ещё никогда прежде его не охватывало такое всепоглощающее желание увидеть другого человека. Но терпение укрепляет дух. А потому мальчик заглушил в своём сердце этот оглушительный и неподдельно искренний зов. Бросив взгляд на роскошный ларь, обёрнутый тяжёлыми надёжными цепями и хранящий в своём чреве древнюю реликвию, Ганс передумал и решил остаться в аббатстве. Он должен был своими глазами увидеть, чем всё закончится. Тем более непонятное чувство сострадания и сопричастности толкало его на ещё одну, последнюю встречу с Эженом. Закат в тот вечер был особенно прекрасен. Курчавые облака низко нависали над самым горизонтом, окрашенным в необычайно алый цвет, словно на небе вспыхнул божественный пожар, карающий и беспощадный. Ведь чем необузданней стихия, тем привлекательней она для взгляда, тем сильнее она влечёт в свои смертельные объятия. Пылающее багрянцем небо разжигало вдвойне страсть и жажду действия в груди мужчины, стоящего почти у самого подножия пологого холма, на котором чёрной резной глыбой высилось древнее аббатство. Скрывающийся за ним приятель с сомнением и дурным предчувствием исподлобья взглянул на мятежные небеса и с внутренним содроганием увидел только разливы пролитой крови. Ему хотелось встряхнуть друга и закричать прямо в его самодовольное и уверенное лицо, но он знал, что это ничего не изменит. - Пора, - кратко сказал Эжен и заткнул за пояс рукоять кинжала, - Человек не способен взлететь, но он может взобраться на собственноручно возведённую башню. Вот она, мой друг, перед нами, только и ждёт, чтобы мы покорили её. Смелее! Трусость порождает лишь неудачи. Морис не мог не согласиться с ним. И всё же, земля неотвратимо тянула его вниз, требовала, чтобы он остановился. В воздухе висела невыносимая духота, а отуманенное багрянцем небо жгло потупленный в смятении взгляд. В энергичных движениях упрямо шедшего вперёд мужчины сквозила ярость, вырывающаяся из-под контроля в резких и быстрых жестах. Теперь он просто не в силах был остановиться, прекрасно понимая, что его затея чрезвычайно рисковая и опасная. В тот момент, когда он очнулся от краткого сна, сморившего даже его волевую натуру, и обнаружил пропажу своего главного козыря в этой игре меж двух огней, его разум заволокло туманом и бессильной одурманивающей яростью. Тёмная бездна в его груди раскрылась и окончательно поглотила его. Он знал, что, возможно, в аббатстве их будет ждать стража, посланная схватить разбойников, но оставалась надежда и на то, что обессиленный посол попросту упал замертво в этом густом непроходимом лесу, сохранив тайну своего похищения. Времени было слишком мало, поскольку над верхушками деревьев уже занимался насмешливо нежный рассвет, сгоняя раубриттеров с опасной поляны, где их легко могли обнаружить. Потеря пленника не остановила Эжена, а наоборот: он загорелся новой идеей, ещё более соблазнительной и расчётливой. Однако более нравственный Морис пришёл в ужас, когда услышал план действий друга: проникнуть в аббатство на исходе дня, когда землю начинает покрывать густой сумрак, и выкрасть древнюю реликвию, о нахождении которой знают совсем не многие, а следовательно, мало кто думает, что её может украсть пара каких-то пришлых разбойников. Испуганный Морис воскликнул, что это - святотатство и осквернение святыни, отчаянно взывая к совести обезумевшего от жажды наживы друга. Но все думы Эжена уже были обращены к аббатству, а мольбы младшего товарища так и остались неуслышанными. После недолгих размышлений, Эжен отпустил остальных спутников его странствий и разбоев на все четыре стороны, снабдив их на дорогу несколькими ливрами. Такой расчёт вполне устроил этих опустившихся бродяг, и они, поклявшись забыть абсолютно всё, что связано с их бывшим хозяином и его деятельностью, отправились в ближайший город. Вслед за ними устремился и старый кучер Жак, взяв с собой только несколько су*, необходимых для пропитания и ночлега. Он был слишком стар, чтобы брать на свою душу ещё один грех. Предчувствуя, что его дни сочтены, ему хотелось только одного: оказаться в покойном месте, где он сможет отдохнуть и безмятежно прожить свои последние деньки. Крайне негативно восприняв новую затею друга, Морис, тем не менее, превыше всего ставил крепкую дружбу, соединившую судьбы двух разных и по внешности и по духу людей. Оставить Эжена одного казалось ему немыслимым и неприемлемым для чести рыцаря, коим он был воспитан с самого малого возраста. Готовность следовать за Эженом даже в бездну только окрепла за предыдущие годы путешествия, поэтому скрепя сердце он прекратил попытки остановить друга и молча остался рядом. Изо всех сил стараясь подавить волны страха, Морис всё же испытывал непрекращающуюся дрожь по всему телу, но уверенная походка друга сдерживала начинающуюся панику и дарила ощущение призрачного контроля над ситуацией. Впереди них, наконец, показалась мощная калитка, служившая задним входом в аббатство. Опасаясь дежурящей стражи и привратника, они не рискнули идти через главные ворота, посчитав такой ход чистым безрассудством. - Вот мы и пришли, - тихо и удовлетворённо сказал Эжен и, повернувшись к застывшему Морису, добавил, - Теперь подожди немного и не мешай. Здесь мне не требуется помощник: запертые двери - это моя стихия. Чёрная голова наклонилась над замком, что-то двигая в нём и почти неслышно лязгая какими-то металлическими стержнями. Алый отсвет ложился на крепкую и сильную фигуру Эжена, придавая ей зловещий и мрачно-торжествующий оттенок. Морис зябко поёжился, несмотря на полное отсутствие ветра и невыносимую духоту. В ночной тишине необыкновенно громко прогремел звон открывшегося замка, а темноволосая фигура бывшего рыцаря спешно поднялась с земли, приоткрывая калитку и вежливым жестом приглашая Мориса войти. Через несколько секунд они проникли на территорию древнего аббатства. Дверь за ними мягко закрылась, оглушительно лязгнув запирающимся замком. Пути назад больше не было. Крадучись, они прошли мимо небольшого амбара, в котором хранились запасы зерна, хлебов, хозяйственных принадлежностей и другие необходимые вещи, обошли стороной полукруглый выступающий далеко вперёд длинный неф и приблизились к маленькой запертой дверце, служившей, видимо, запасным входом, которым пользовались некоторые послушники, садовник, повара и другие работающие в аббатстве люди. Здесь Эжен остановился и проделал с дверью те же манипуляции, что и ранее около внешней ограды. Сообщница-луна щедро сияла с багряных небес, будто поощряя двух бывших рыцарей к их преступным деяниям. Наконец, дверь послушно раскрылась, словно разверзлась перед ними чёрная всепоглощающая пасть. Аббатство встретило мужчин промозглым сумраком и благоговейной, почти торжественной, тишиной. Слева от них слышался монотонный и непрекращающийся шум льющихся капель воды, который до того ясно звучал в наполняющем обитель безмолвии, что Морис невольно вздрагивал каждый раз, когда слышался очередной всплеск. Не выдержав, он слепо направился на шум, пока не увидел пред собой беломраморную шестигранную крещальную купель, в которую из накренённого вниз жёлоба, чуть выпирающего из стены, непрерывно стекали чистые капли воды. Направив жёлоб наверх, Морис успокоился, больше не тревожимый непрерывным монотонным звуком. Внезапно он почувствовал себя необыкновенно жалким и измученным долгими приключениями и странствиями. Ему хотелось одного: чтобы всё скорее закончилось, и он вместе с Эженом направился обратно в родные и желанные сердцу края. - Что ты делаешь здесь?!- раздался шипящий и возмущённый голос Эжена прямо за плечом златовласого мужчины, - Помни, зачем мы пришли сюда. Нам нужно разделиться: реликвия может быть спрятана в любом месте, но не думаю, что она в алтарной части на всеобщем обозрении. Пойдём, нам нужно обыскать покои настоятеля и книжные залы. Но, тише, эта обитель напоминает мне могильный склеп, в котором царит такой же холод и пустота. Осторожнее, друг мой, ошибка может стоить нам жизней. “Если только мы уже