И так она думала до сегодняшнего дня, до тех пор, пока на ее пути снова не появился Захар Ледорубов…
Миновав парк, Ирина пошла извилистой тропкой, тянувшейся по краю прибрежного обрыва. Смеркалось. Море подернулось мглой, которая наплывала из-за горизонта, как бы укутывая спокойную воду огромным пуховым одеялом… Начал накрапывать дождик. Ирина раскрыла зонт. Взглянув на часы, она решила, что пора возвращаться домой: Захар, вероятно, уже ушел…
Утром Ледорубов поднялся чуть свет. Он с удовольствием сделал несколько гимнастических упражнений, от которых в силу лености давно отвык. Отфыркиваясь, умылся холодной водой. Прежде чем выйти из каюты, внимательно оглядел себя в зеркале, висевшем над умывальником, и остался доволен собой. Брюки отутюжены, сорочка свежая, тужурка новенькая. Захар ловил себя на мысли, что, сам того не желая, все время как бы «подстраивается» под самого себя, слегка беззаботного и самонадеянного, каким был, наверное, лет десять назад. В его неудавшейся жизни представлялась исключительная возможность начать все заново, и теперь всеми силами он старался забыть минувшие неудачи и разочарования, чтобы, как в прежние годы, стать хозяином своей судьбы.
Никогда еще он так не жаждал работы, как сейчас. В голове рождались десятки еще не осознанных полностью начинаний, планов, которые искали лишь случая проявить себя в полной мере…
В сопровождении дежурного по низам Ледорубов минут за сорок до побудки успел побывать во всех отсеках, выгородках и рубках. Порядок на корабле поддерживался неплохой, но он, Захар Ледорубов, был бы никудышным помощником, если не смог бы найти и кое-какие недостатки. Он пометил их в записной книжке, для порядка сделал несколько незначительных замечаний дежурному, а в целом внешним состоянием корабельных помещений остался доволен.
Ледорубова официально представили экипажу сразу же после подъема флага. Пока Пугачев говорил о нем, Захар стоял перед строем, чувствуя себя неловко, будто перезрелая невеста во время очередных смотрин. Он испытывал на себе пристальные, изучающие взгляды моряков, — мол, посмотрим, каков будешь в деле. Но Ледорубов пока оставался непроницаемым.
Как только закончился осмотр и проворачивание механизмов, Пугачев отправился по своим служебным делам в штаб, и Ледорубов остался на корабле полным хозяином. Настало время поближе познакомиться с людьми. Первым делом заглянул в ходовую рубку. Командиром штурманской боевой части оказался тот самый молодой лейтенант, который вчера дежурил по бригаде.
— Лейтенант Завалихин, — представился он, — Валерий Егорович.
Штурман выглядел все таким же щеголевато подтянутым, неулыбчивым и неприступным.
— Так, Валерий Егорович, — сказал Ледорубов веселым, но твердым голосом. — Давайте посмотрим ваше хозяйство. Покажите-ка штурманскую документацию.
Завалихин открыл маленький герметичный сейф, прикрепленный к палубе под прокладочным столом, и принялся вынимать чистенькие, аккуратно обернутые плотной зеленой бумагой журналы и книжки.
Ледорубов полистал их и не нашел, к чему бы придраться: все записи четки, лаконичны, без единой помарки.
— Ну а как обстоит дело с ходовыми картами? — поинтересовался Захар как бы между прочим.
— Получены в полном комплекте. Будете пересчитывать?
— Зачем же? Надеюсь, считаете вы не хуже меня. А вот когда вы в последний раз занимались корректурой?
— Две недели назад.
— А сколько за это время оповещений из гидрографии получили?
— Восемь. — Лейтенант отвечал все так же строго и бесстрастно.
— И в море выходили?
— Так точно.
— Как вы считаете: имеет ли право штурман работать с картой, которой нельзя доверять?
— Но пока мы не ходили в те районы, где гидрографическая обстановка изменилась.
— А если вдруг прикажут пойти? Вы ручаетесь, что так не случится послезавтра, завтра или сию минуту?
Лейтенант молчал. Его свежее, гладко выбритое лицо по-мальчишески залилось пунцовой краской.
— Вечером где вы вчера были? — допытывался Ледорубов.
— Ходил в Дом офицеров на эстрадный концерт, — признался Завалихин.
— В то время как вам не хватило на корректировку каких-нибудь двух часов?
Завалихин смущенно смотрел в иллюминатор и молчал.
«Мальчишка, совсем мальчишка, — без тени раздражения думал о нем Захар, — такого и наказывать-то неудобно — расплачется еще…»
— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант? — словно очнулся Завалихин. — Я немедленно исправлю.