— Что ж, работенка — что надо, серьезная.
— Вам действительно все понятно? — усомнился Ледорубов.
— Хотите, повторю все, что вы сказали? — предложил Стыков.
Захар протянул ему указку и умышленно попросил рассказать о принципе действия самого сложного узла.
Ничуть не смутившись, матрос принял из рук Ледорубова указку и уверенно пересказал самую суть того, что услышал.
— Так, — Захар скупо поблагодарил его кивком головы. — Вот вы, Стыков, и возьмите на себя труд оформить основную принципиальную схему — как полагается, тушью. В помощь можете взять любого, хотя бы Лещихина. — И не всякий случай спросил: — Как, справитесь?
Стыков лишь ухмыльнулся, — мол, нет ничего проще, на гражданке приходилось и посложнее кое-что делать… Не желая попусту тратить время, он повелительным жестом подозвал Савву, и вдвоем они стали раскатывать на столе широкий лист ватманской бумаги.
Захар лишь сокрушенно качнул головой, прощая Стыкову его неистребимую самоуверенность. А в душе остался доволен.
Распределив менее сложные чертежи между остальными матросами, Захар принялся не спеша расхаживать между столами и кульманами. Теперь он разрешил задавать вопросы и терпеливо разъяснял каждому все, что было непонятно.
В бытность свою военпредом Ледорубов постиг сложную и тонкую механику взаимодействия многих людей, от разума которых в той или иной мере зависело рождение новой техники. Себя он причислял к немногочисленному клану теоретиков, носителей основной технической идеи, но всегда с уважением относился к трудовой конструкторской братии, которой у них на предприятии было большинство. Да и что стоила бы его самая блестящая новаторская мысль, не будь она материализована сначала в чертежах, а потом и в металле! На матросов Захар имел особые виды. Разумеется, всю их черновую работу в любом конструкторском бюро могли бы сделать куда более квалифицированно. Только Ледорубов пока что не собирался обращаться за помощью к профессионалам. Он ничуть не сомневался, что именно моряки, как разработчики, могли бы подсказать ему нечто такое, на что не всегда способны люди, оторвавшиеся от моря, от валкой корабельной палубы.
Среди товарищей Олег Стыков и в самом деле оказался самым опытным в конструкторском деле. Ледорубов несколько раз заглядывал в его чертеж, но существенно придраться было не к чему. Олег чертил остро отточенным карандашом с таким усердием, что даже высовывал от напряжения кончик языка. На шее у него, подобно талисману, болтался на нитке ластик. Видимо, так он привык работать еще на гражданке.
В эти минуты творческого порыва Лещихин безоговорочно повиновался своему дружку, принимая как должное все его указания. Стыков был к нему деспотично строг, даже на перекуры отпускал не иначе, как в виде исключения.
Работа продвигалась быстро. Почти все вечера были для этого свободны, так как в море тральщик выходил не часто. Сильные туманы и сложная ледовая обстановка затрудняли мореплавание, но как нельзя лучше способствовали осуществлению замыслов Ледорубова.
Чертежи удалось закончить к весне. Захар сам упаковал их и отправил спецпочтой на имя главного конструктора того завода, где прежде служил военпредом.
Потянулись томительные дни ожидания. По всем предположениям, пора было бы получить ответ, но тральщик надолго ушел в море, и Ледорубов на какое-то время забыл обо всех своих увлечениях. Снова стоял он бесконечные ходовые вахты, проводил корабельные учения и тренировки. Это была его привычная жизнь, обычная моряцкая работа, в которой он находил для себя истинное удовлетворение в душевный покой.
Когда же корабль вернулся в базу и почтальон вручил ему заказное письмо, Ледорубов распечатал конверт с интересом, но без особого волнения. Море и шаткая корабельная палуба все еще вызывали в его душе ощущение более сильное, чем береговые дела и заботы, оставшиеся где-то на втором плане.
«Ваша идея, Захар Никитич, по крайней мере лично мне, весьма симпатична, — скорее по-дружески, чем официально, писал главный конструктор Волхов. — Но ее, сами понимаете, нужно еще хорошенько проверить в натуре, прежде чем окончательно высказаться «за» или «против». Одним словом, на ее осуществление потребовались бы дополнительные средства, время. А где все это взять? Вы сами работали в промышленности и не можете не знать, какие сжатые сроки нам отпущены. Возможно, в дальнейшем, при модернизации созданной аппаратуры, мы вернемся к вашему проекту. Но сейчас…»
Захар скомкал письмо и швырнул его в жестяную кандейку, стоявшую у него в каюте под умывальником.