Парад начался. Набережные по обеим сторонам реки были полны народа. Тысячи глаз сопровождали белоснежный адмиральский катер, который мчался вдоль строя кораблей, вспенивая воду. Ледорубовский тральщик стоял за эскадренным миноносцем. Когда соседний экипаж начал отвечать на приветствие командующего парадом, Захар подошел к трапу и стал рядом с вахтенным офицером.
Вот катер отвалил от эсминца и, сопровождаемый звуками оркестра, помчался к тральщику. Как только стих мощный рев катерного мотора и невысокого роста, плотный адмирал приготовился шагнуть на трап, Захар скомандовал «Смирно». Строй застыл как литой. На лицах ни единый мускул не дрогнет. И только теплый июльский ветер нежно трепал черные ленточки бескозырок да игриво поддевал голубые воротники.
Адмирал взошел на борт. Крепким рукопожатием поздоровался с Ледорубовым. Обращаясь к экипажу, сказал громко и бодро:
— Здравствуйте, товарищи моряки!
Строй дружно ответил на приветствие.
— Поздравляю вас, — продолжал командующий, — с Днем Военно-Морского Флота Союза Советских Социалистических Республик!
И мощной волной понеслось над Невой матросское «ура».
Адмиральский катер устремился дальше.
После официальной части, как обычно, начался водноспортивный праздник. Стоя в строю, Ледорубов глядел, как из пролетов моста Лейтенанта Шмидта на бешеной скорости выскакивали катера с трепетавшими на древках флагами. Поднимая волну, они мчались мимо боевых кораблей, набережных, трибун. И люди махали руками, улыбались.
Не успели катера скрыться за Дворцовым мостом, как вдогонку им, сотрясая воздух гулом турбин, устремились корабли на воздушных подушках, за ними понеслись катера на подводных крыльях.
Когда взгляды людей были прикованы к дегазационному судну, извергавшему из брандспойтов мощные водяные струи, по ступенькам набережной, прямо из воды, начали подниматься морские пехотинцы. Они были в кислородных шлем-масках, с автоматами на груди. Отбивая тяжелый шаг, десантники двинулись мимо трибун. И поплыло над их головами, будто парус, огромное бело-голубое полотнище флага…
Снова память уносила Захара Ледорубова в далекое детство. Это было последнее мирное лето. Вместе о отцом и старшим братом он ходил на Неву смотреть боевые корабли. В большие праздники на набережной всегда бывало многолюдно. Но отец сильными руками поднимал его кверху, сажал себе на плечи, и тогда, казалось, уже не было человека выше Захара…
С тех пор в памяти сгладились многие подробности. Сохранилось только какое-то теплое, щемящее сердце чувство детской зависти к матросам, расхаживавшим по палубам разукрашенных флагами кораблей. После войны они с братом не изменили давней семейной традиции — по большим праздникам продолжали ходить на Неву. Мечталось о дальних морях, о белых парусах над волнами. Большой и прекрасный мир, увиденный когда-то с высоты отцовского плеча, неудержимо манил, звал к себе. Возможно, с той самой поры и не мыслил себя Захар никем иным, кроме как моряком…
После обеда Ледорубов часть команды уволил на берег, остальным разрешил отдыхать. Матросы собрались на палубе у обреза с водой: курили, разговаривали. Потом Савва Лещихин принес баян, а еще два моряка пристроились рядом с гитарами. Начался один из тех импровизированных концертов, когда никого не нужно упрашивать спеть или сплясать. На палубе стало тесно и весело.
Чтобы никого не смущать своим присутствием, Ледорубов выбрался из плотного матросского круга и направился в каюту. По пути заглянул в боевую рубку. Там было прохладно и тихо. Шум веселившихся на палубе матросов через толстые броневые стены еле проникал. Захар впервые за весь день почувствовал усталость. Он посидел немного в жестком кресле, предавшись какой-то нудной, отупляющей меланхолии. Потом, чтобы взбодриться, встал и прильнул к окулярам дальномера, наведя их на берег. Промелькнули чугунные перила моста, серый гранит набережной… И тотчас Захар вздрогнул: будто в двух шагах от себя, он увидел Тамару. Жена была в легком платье с небольшим вырезом на груди, через плечо перекинута на ремне изящная белая сумочка. Захар испытывал такое ощущение, словно встретился с Тамарой глазами. Поразило ее лицо. Обычно немного капризное, манерное, теперь оно казалось каким-то растерянным и грустным.
«Как она здесь очутилась? — размышлял Захар. — Пришла случайно или каким-то образом узнала, что я именно на этом корабле?.. Впрочем, ей мог сказать об этом Волнянский: уж он-то чего только не разнюхает… Но зачем она все-таки пришла? — продолжал Захар строить предположения. — Надеется каким-то образом со мной встретиться или просто так? Может, все-таки сожалеет, что слишком поспешно согласилась на развод?..»