3
«Добрыня» поставил мину на воду, спустил шлюпку. Она развернулась, подошла к мине.
На руле техник-лейтенант Санжаров. Он сбил фуражку на затылок, оголяя белую лысину.
Матросы называют Санжарова «Босая голова». Тем не менее у техника-лейтенанта в нагрудном кармане кителя всегда лежит расческа. Богатая, белой кости, серебром оправлена. И в роскошном чехольчике. Ею он причесывает редкие волоски, уцелевшие на затылке.
У Санжарова взрослая дочь. Он зорко оберегает ее от матросского глаза. Зная его слабость, боцман подшучивает:
— Товарищ техник-лейтенант, на чаёк бы когда позвали!
— А что тебе мой чай?
— С дочкой лажусь познакомиться...
Санжарову эти слова — шилом в бок. Он взвивается:
— Карболкой буду выводить таких женихов!
Горячий человек Санжаров. Чуть что не по нём — пощады не жди.
Вот он спрашивает:
— Супрун, не спишь?
Михайло отшучивается:
— Дремлю!
Не хуже Санжарова он понимает, что пора брать в руки упорный крюк, цепляться барашком крюка за крышку горловины. Упираясь в мину, Михайло разворачивает шлюпку. Вот уже корма на расстоянии вытянутой руки от корпуса мины. Санжаров хватает мину за рым, подтягивает ее вплотную. Переступая через банки, Михайло переходит с носа на корму. С заученной быстротой он отдает болты горловины, снимает крышку. Санжаров лезет рукой в пасть минного корпуса, вставляет запал в патрон. От запала тянется двужильный шнур. Михайло снова зажимает горловину крышкой.
Санжаров кричит:
— На «Добрыне»!
— Есть, на «Добрыне»!
— Трави, лебедка!
Паровая лебедка стучит металлическими зубьями шестерня.
— Отдать гак!
Гак освобождает якорь мины. И, увлекаемая тяжестью якоря, она идет на углубление. «Добрыня», выбирая трос, торопится уйти от греха подальше. Шлюпка уходит в противоположном направлении; с миной ее соединяет шнур. Его бухточка, теряя витки, уменьшается. Наконец Санжаров вставляет рукоятку в электромашинку.
— Внимание!
Он резко повертывает рукоятку по часовой стрелке.
Внутри машинки жикает. Поверхность залива встряхивает снизу. Там, где утонула мина, медленно поднимается водяной пузырь. Затем он лопается, и вверх с грохотом и шипением растет узкий серебристый столб воды, похожий на тополь. Вот его верхушка чуть разветвляется, замирает. Пошла вниз. Над шлюпкой шуршат осколки.
— Ложись!
Матросы падают на днище.
— А ты что? — кричит Санжаров Михайлу.
— Завтра потребуете: «Твои наблюдения, Супрун?» Отвечу: «Под банкой лежал, ничего не видел!»
— Поговори у меня!
Судаки всплывают белыми брюхами кверху.
— Товарищ воентехник! — Матросы показывают на рыбу, просят взять сачок в руки.
Но Санжаров не поддается суете. Он знает, это еще не рыба. Настоящая рыба пойдет попозже и подальше от места взрыва.
«Добрыня» спускает вторую шлюпку. На руле сам командир. Он поспешно подбирает сачком все, что попадается по пути.
И вот Санжаров командует:
— Суши весла!
У самой шлюпки блестит брюхо рыбы невероятных размеров.
— Табань! Табань!..
Санжаров опускает сак. В него входит длинная рыбья голова. Весь корпус — на воде. Как же ее выволочь на борт?
— Супрун, сюда!
Михайло запускает пальцы под шерсткие жабры. Санжаров помогает саком, подхватив рыбу под хвостовые плавники. Но не тут-то было. Скользкая, собака. Никак ее не взять. Гребцы кидаются на помощь, завалив шлюпку на борт. Наконец рыба в шлюпке. Она растянулась чуть ли не во всю длину от кормы до носа. Ребята удивленно чмокают, покачивают головами.
— Штука!..
— Субмарина!..
— Отродясь такой не видывал!..
Санжаров, довольно ухмыляясь, открывает круглую жестяную баночку с заранее заготовленными самокрутками. Вставляет самокрутку в мундштучок, набранный из разноцветных колец плексигласа. Затем без суеты достает зажигалку — белый алюминиевый снарядик, свинчивает головку, надавливает большим пальцем на колесико. Фитилек вспыхивает. До Михайла доносится запах бензина, смешанный с запахом табачного дыма. Вкусный запах. Особенно после удачной работенки.
Восторг улегся. Знатоки смотрят на рыбу потрезвевшими глазами.
— Да это же щука!..
— А кто утверждал, что кит? — Санжаров по-мудрому невозмутим.
— Старая... Даже мох на спине.
— Наверно, петровских времен?
— А погляди, нет ли кольца? Говорят, император кольцевал их.
— Чудак! Кольцованных он пускал в Царскосельский пруд. Зачем же кидать меченых в открытое море?
— У ней мясо, видать, жестче конячего! Судачков бы. Те поинтересней на вкус!
Санжаров серьезно объясняет:
— Порублю ее на куски. Сложу в бочонок, дам приправу, замариную. Поспеет — приходи с фляжкой спирту, закуска — лучше быть не может!
По пути к судну набрали судаков — целую гору навалили...
...К заходу солнца над палубой витал смачный дух жареной рыбы, Санжаров, приподнимая фуражку, довольно потирал лысину, приговаривал:
— С минерами не пропадешь!
Михайло опять раскис. На шлюпке некогда было, там дело. А теперь разная дурь в голову лезет. Мучают вопросы:
«Как же она может обнимать другого, если говорила, что лучше меня нет человека на земле?.. Видно, может! Будет ли она с ним счастлива? Почему бы и нет? Ну, если так — пусть! Пусть будет радостна ее жизнь...»
Михайло ушел подальше от камбуза, от рыбного духу. Остановился на баке, уперся спиной в стенку. Курит. Впереди — обрез с водой. Туда бросают окурки. На уровне плеч — иллюминатор командирской каюты. Над годовой боевая рубка, над ней — ходовой мостик. Там стоит сигнальщик. Стоит и ворон ловит. Вот раззява! Неужели не видит сигналов с траулера? А ну, что пишут? «В сетях мина. Прошу помощи».
— Сигнальщик!
— Чего еще?..
— Повылазило, что ли?
— Счас доложу...