Ужин разнообразием не баловал, пшёнка, чай, хлеб, кусок сахара. И что меня удивило, опять наркомовские. Раз дают, отказываться не будем. Выпиваю, закусываю. С водкой, надоевшая чуть тёплая каша, да ещё и с хлебом, пошла на ура. А когда разогрели остывший чай на костерке, и стали пить его вприкуску с комковым сахаром, оказалось, что жизнь-то налаживается. Продрогшее во сне тело, стало отогреваться изнутри. И в этом был высший кайф. Один только Рафик продолжал возмущаться.
— Сколько можно есть этот пшено? Это Гусев и Лебедев хорошо, клюй да клюй. А моя, мясо хочет. Вах, сейчас бы барашка, я бы такой шашлик-машлик сьделал, с пальцами бы съели.
— Не расстраивайся Махмуд, вот придём в Германию, будет тебе барашка. Их там много по фольваркам хрюкает. — Подкалывает его Федя.
— Э, если хрюкает, это не барашка, это свинья. Мине как правоверному мусульманину нельзя, грязное животное.
— А вот буквально два дня назад, один правоверный так свиное сало жрал, что аж за ушами трещало. — Констатирует факт Макар. — И не говори, что ты поверил, будто это мясо белого медведя.
— Так ночью можна, аллах не видит.
— Вообще-то это в обед было, и сидели мы возле костра. — Вспоминает подробности Вася.
— Э, Махмуд такой маленький, а аллах так высоко. Может, не заметит? А? — с надеждой в голосе произносит нацмен.
— И не надейся Рафик. Аллах всё видит. Не попасть тебе в сад с гуриями. И пойдёшь ты налево. Как все грешники. — Вгоняю я последний гвоздь в крышку.
— Ай, горе мне, — начинает причитать Махмуд, но делает это как-то показушно, скорее на потеху публике, чем взаправду. Да уж, как говорила одна дама приятной наружности. Из него такой же правоверный, «как из Промакашки скрипач». Только тут я заметил, что послушать байки, ближе к огню стянулся весь наш взвод. До этого народ кооперировался по своим отделениям, а поев, стали собираться в одном месте. Не жалко, но один шальной снаряд, или мина, и всё, писец котёнку. Больших потерь не избежать. А с другой стороны, люди не так давно были на волосок от смерти, и эмоциональная разрядка нужна как воздух. В общем как обычно, авось рулит, и кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
— А разве «наркомовские» у нас в роте, по два раза в день дают? — негромко спрашиваю я у Феди.
— Нет, конечно, обычно вечером, но вчера не выдавали, вот сегодня и двойная норма.
— Ясно всё. Где-то надо на ночлег устраиваться. А не сходить ли нам на свои старые позиции? Там всё-таки землянки, всё лучше, чем на свежем воздухе.
— Это надо с командиром роты посоветоваться, может, отпустит по очереди.
— Ладно, схожу, только ещё посижу чутка.
А насладиться спокойным вечером, нам немцы не дали. Точнее сначала в сторону Слизнево полетели наши трёхдюймовые снаряды. А спустя пять минут фрицы ответили. Как по высоте, так и по нашей старой огневой. А потом перенесли огонь на опушку леса и окопчики пехоты. Как только началась артиллерийская перестрелка, батарею подняли в ружьё. Второй взвод остался на огневых, а наш выдвинулся по оврагу ближе к переднему краю. Гадать, что это было, долго не пришлось, так как вскоре в овраг стали спускаться пехотинцы во главе с комбатом. Немного, человек десять. Видимо это все, кто оставался на высоте, причём на многих белели повязки. Обошлись без всяких паролей, так как начальство знали в лицо. Пока командиры решали свои командирские дела, а бойцы перекуривали, нахожу своего знакомого.
— Здорова, Степаныч. Как сам?
— Спасибо, хреново. Товарищ сержант. — Узнаёт он меня. — Как видишь, высоту сдали, пулемёт я профукал, да ещё и самого ранило.
— Не ссы, Степаныч, прорвёмся. Да и пулемёт тебе в госпитале ни к чему. Главное мой подарок не пролюби. В тылу может пригодиться, от баб отстреливаться.
— Понял. Счастливо оставаться. — Видя, что бойцы собираются, прощается со мной Коваленко.
— И ты выздоравливай и возвращайся. — Пехотинцы в сопровождении одного из наших уходят в тыл, а мы остаёмся на месте до полуночи, и только убедившись, что всё спокойно, возвращаемся к себе.
Глава 11
Следующий день особым разнообразием не отличался. Правда, прямо с утра, немцы после короткой артподготовки «захватили» высоту. Не захватили, конечно, а просто заняли. Но повоевать им пришлось. Какие-то затейники из наших пехотинцев установили несколько растяжек прямо в траншее, причём на флангах. Так что немцы, спрыгнув на дно окопа и, нарвавшись на советские эфки, в потёмках не разобрали, что к чему, и начали зачистку траншеи по-взрослому. Сначала за каждый угол летела граната, потом очередь из пулемёта и только после, штурмовики со штыками наперевес. Противники им попадались, как в красноармейских, так и в немецких шинелях. Правда, мёртвые, так что продвижение шло успешно. По крайней мере, пока… Пока зачищающие траншею с флангов подразделения, не сошлись в центре. И если потери от растяжек, были относительно небольшие, то вот от дружественного обмена пасхальными яйцами и остальными колотушками, фрицам сильно поплохело. Какие были потери у противника, точно сказать не могу, но воевали они долго, практически до рассвета. Свою лепту в неразбериху, внесла и наша дивизионная артиллерия, обстреляв деревню Слизнево, и видимо нарушив коммуникации связи.