До ужина успеваем почистить миномёты, а после заступаем в караул. Дежурным «офицером», а за одно и начкаром, у нас взводный, плюс девять караульных и всё. Вторая половина взвода, должна заступить на следующую ночь. Днём в расположении роты только один пост, на спуске в овраг ближе к дороге, где и находится наш КПП, а с восьми вечера добавляется ещё два. Один на импровизированном стрельбище, там также удобный спуск. А второй часовой болтается от блиндажа к блиндажу, охраняя непосредственно лагерь и миномёты, стоящие на позициях. Из освещения волчье солнце, или костры, если его нет. Ракетница с осветительными и сигнальными патронами у взводного при себе, но это на крайний случай. Пускать ракеты непосредственно над огневой, это прямым текстом говорить противнику. — Мы здесь, стреляйте в нас. — А костерки в овраге, да ещё и в лесу, ночью с километровой дальности особо не разглядишь. Сержанты, также как все рядовые стоят на часах, а когда начкар спит, ещё и проверяют посты, находясь в бодрой смене. Если комод отдыхает, то это делает кто-то из наиболее подготовленных бойцов. Поэтому смены из троек караульных, составляем таким образом, чтобы один из рядовых бойцов был не раззвиздяем, его же назначаем старшим звена. Соответственно и непосредственную охрану лагеря осуществляет либо сержант, либо ветеран, он же и разводит посты. Отдельного караульного помещения естественно нет, да оно и нахрен не нужно, так что все свободные от наряда дрыхнут на втором ярусе нар, а караульщики на первом.
Стоять нам двенадцать часов, и только в восемь утра большая часть личного состава высвобождается, а на пост у дороги выставляются самые бесполезные на данный момент номера расчётов. Правда в зависимости от боевой работы, но как правило это подносчики или повозочные. Отдельной категорией идут залётчики, а также те, кто подвернётся под руку, болтающимся без дела, командиру взвода или страшному сержанту, то есть мне. Моё отделение плюс часть второго заступает в наряд, остальные отдыхают, но при тревоге как дежурное подразделение первыми поднимаются в ружьё. Старшие троек я, Федя и Аристарх, а всех пришлых из второго отделения бойцов, я также расставил поодиночке. Хуснутдинова отправляю к пермяку, а в свою смену забираю Рафика. Надо развести этих комсомольцев-ваххабитов по разным углам, а то мало ли что, начнут опять своими идиомами меряться, где их потом искать. Пароль сегодня «пять», начнём с простого, а там перейдём на двузначные числа, например «десять».
К вечеру подморозило, так что не десять, а градусов пятнадцать с минусом стояло, небо выяснило и луна светила достаточно ярко. Днём прошёл небольшой снег, поэтому ближайшие окрестности просматривались хорошо, и только в тени от кустов и деревьев было темновато. После получения приказа, дядя Фёдор со своими отправляется спать, Макаровская смена собирается на посты, я же остаюсь в бодрой смене. Нужно было поговорить с лейтенантом, да и собачью вахту я оставлял для себя — любимого. Погода сегодня к вечерним посиделкам на свежем воздухе не располагала, поэтому бойцы как забрались на ужин по блиндажам, так и не вылезали из них без необходимости. Развожу всех по постам и, сменив часового на КПП, называю второму взводу пароль и приступаю к несению службы.
Трофейный МП-40 я пока не светил, но сегодня решил вооружиться именно им. Патроны к ТТ у меня кончились еще на высоте, а больше таких боеприпасов не было. У «офицеров» на вооружении находились наганы, так что даже подать заявку возможности не представлялось. Поэтому кобуру с пистолетом я убрал в свой вещмешок. И сначала ходил с немецкой винтовкой, а потом со своим карабином, который был на полкило легче. Насчёт боезапаса к тэтэшнику, я разговаривал с ротным старшиной, он пообещал, но то ли забыл, то ли забил, что для меня было плоскопараллельно. Карабин хоть и весил меньше, но у него имелся существенный недостаток, всего четыре обоймы патронов, что мне достались от бывшего владельца, и на этом всё, у остальных с боеприпасами было не лучше. Если бы не трофеи, то рота бы оставалась практически безоружной от внезапного нападения на ближней дистанции.
Снарядив магазины, я смазал эмпэху зимней смазкой и, прицепив автоматные подсумки, был готов к труду и обороне. Переговорив с Гервасом насчёт одного важного дела, я растолкал дядю Фёдора и повёл своих на посты. На улице ещё подморозило, так что снег под ногами хрустел, и слышимость в ночной тишине была просто отличная. Поэтому выйдя из-за поворота, услышали окрик часового.
— Стой. Кто идёт?