— Да ладно тебе Митрич, — обиделся молодой, — уж и слова не даст молвить.
— Сигай к нам в окоп артиллерия, нечего на бруствере маячить, передок всё-таки. Посидим, перекурим.
— Можно и перекурить, — спрыгиваю в окоп я. — А что, часто стреляют? Вроде фрицы за рекой.
— Часто, нечасто, а постреливают. Пулемёты у них за рекой, а вот по дороге броневики патрулируют, да и ездют по ней туда-сюда, на машинах, да на повозках. А ещё «кукушки», нет-нет, да наведываются.
— «Кукушки» — это плохо. Только не всякий окоп от них укроет.
— Всякий, не всякий, а всё же лучше, чем как голый на площади. Да и лес кругом, и не с любого места в нас стрелять можно, а те сектора откуда можно, я уже пристрелял.
— И что, так весь день тут у пулемёта и сидите? — Угостив Митрича трофейными сигаретами, и прикурив от его огнива, спрашиваю я.
— Почему весь. Меняемся. В отделении у нас шесть человек, из них два пулемётчика. А ленту заправить и подержать, даже Васятка сможет, — кивает он на напарника. До обеда одни, после обеда вот наша очередь, так сутки по четыре часа и делим. Ну а ежели бой начнётся, так все сюда с патронами и бегут. Видишь, какой окоп просторный, да и позиция неплохая. Вот так и воюем. Один максим на правом фланге батальона, второй на левом. Всё, что от пульроты осталось.
— А остальные станкачи где? Хотя… — Недоговариваю я.
— Известно где. Какие-то вместе с расчётами накрыло, кто-то свой пулемёт бросил, и пытался от пули убежать. Мне вот повезло, да ещё троим из всей нашей роты.
— Про остальных спрашивать не буду. Знаю.
— Ну и не надо, — глубоко затягивается Митрич. Помолчали, хлебнули по очереди из моей фляги с «наркомовскими».
— А мины противопехотные не пробовали ставить? — Пришла мне в голову мысль, которую я сразу и озвучил.
— Мины, оно конечно можно. Но таких дурачков, как Васька, и в пехоте до дури, ходят, блудят по лесу, не могут окоп найти. Так что на тех минах своих потеряем больше, чем немцев.
— А чё сразу Васька, — огрызается молодой, правда, не отрываясь от наблюдения, и не оборачиваясь в нашу сторону.
— А не ты ли намедни, пошёл посрать и заблудился.
— Ну, чего ты сразу, Митрич? И вовсе не срать я ходил.
— Ещё расскажи, что ты за грибами пошёл.
— Не за грибами, за шишками. Они ярко горят, и места немного занимают. Костерок можно прямо в окопе развести и кипятка в котелке согреть.
— А лучше самовар, так что задумка с шишками толковая. — Вставляю я свои пять копеек.
— Самовар, это хорошо, — размечтался Митрич, — да и задумка толковая. А вот задумщик подкачал, в трёх соснах заблудился.
— А пехоты то много на передке? — Пытаюсь я направить разговор в нужное русло.
— До немецкого наступления тут целая рота оборонялась, а теперь взвод. Да и те, также как мы посменно дежурят, так что человек пятнадцать — двадцать на полкилометра фронта здесь есть.
— И все с винтовками. Нормальная такая оборона. Стальная. А главнокомандующий этого взвода где?
— Почему все, ещё и дегтярь имеется. А командир там, — показывает рукой направление Митрич, — в тылу, шагов двести от просеки.
— Нормально. А лейтенантов вы куда послали?
— Куда спрашивали, туда и послали.
— А про что спрашивали?
— Где пехоту найти.
— Ну, ты им и показал. Ясно всё. Найдут, пехоту-то?
— День всё-таки, так что должны, — пожимает плечами Митрич.
— А, ладно. — Махнул я рукой. — Хоть засветло передний край разведают. Махра-то командиров не подстрелит?
— Мы же не подстрелили. Пароль вы правильный назвали, так что опознают.
— Так, где говоришь, мне командира пехотного взвода найти? — Задаю я правильный, не допускающий никаких трактований вопрос.
— Идёшь шагов двести по просеке, увидишь тропинку слева, поворачиваешь и уже по ней выйдешь к блиндажам. Там спросишь, — где сержанта Кургачёва найти?
— Мишку?
— Его. А ты откуда нашего Михайлу знаешь?
— С октября в дивизии воюю, и до Пучково с полком не драпал, а всё по речке.
— Ну, если с октября, — почему-то закашлялся и покраснел Митрич, — тогда понятно.
— Ну, ладно мужики, счастливо оставаться, вечером свидимся. Если летёхи будут спрашивать сержанта Доможирова, подскажете, где искать. — Выбираюсь из просторного окопа, и иду по левой стороне просеки на юго-восток.
Глава 32
Когда блиндаж с командиром взвода нашли вываленные в снегу, и матерящиеся «господа офицеры», я уже всё что мне было нужно, узнал у своего старого знакомого — сержанта Кургачёва. Так что перед приходом лейтенантов, мы просто пили кипяток с сахаром и трепались за жизнь. Освободив место у печурки товарищам командирам (как потом выяснилось, некоторые сверхбдительные пехотинцы заставили их полежать в снегу, а потом «взяли в плен»), возвращаюсь на батарею, чтобы подготовить взвод к вечернему «променаду». А то уже три часа дня, а идти три километра, и всё лесом. Да ещё и дорогу надо выбрать так, чтобы прошла лошадь с санями, желательно не на виду у противника.