– Ладно, люди, будем шевелиться. Кто-нибудь видел мои копыта?
Марлен вытащила из угла замшевые туфли на низком каблуке и бросила ей. Дамали поймала их по одной и нагнулась, чтобы надеть. Группа медленно вернулась к работе.
Сапоги-"чулки" на высоких каблуках, которые она надевала на представление, тянули ноги, как две наковальни. Вечер не обещал быть таким, когда можно порхать на высоких каблуках, – скорее придется после представления отбиваться ногами. Легкая цветастая юбка и вышитый топ, в которых она выступала, тоже будто пережимали ток крови и давили так, что хоть кричи. Грудь, которую она сама всегда считала слишком маленькой, сейчас как-то странно отвисала, сдавленная сценическим костюмом. Тонкая цепочка вокруг талии – будто желчь из пузыря в горло. Не будь она двадцати одного года от роду и в хорошей спортивной форме, она бы поклясться могла, что у нее легкий сердечный приступ.
Дамали вгляделась в зеркало, отметила, что бронзовая кожа лица как-то побледнела – но все-таки отражение еще есть. Что с ней, черт побери, творится?
– Кто-нибудь, киньте мне футболку.
Шабазз бросил в ее сторону футболку с эмблемой группы.
– Спасибо.
Дамали повернулась к группе спиной и стянула с себя топ. Ребята отвернулись, как обычно, и Дамали, надев хлопковую тряпку, вздохнула с облегчением:
– Так-то лучше.
– Ты слишком много энергии вкладываешь в представление, – сказала Марлен после долгой паузы. Спокойно сказала, почти слишком спокойно.
– Надо держать марку, Map.
Дамали поймала взгляд Марлен и удержала его на секунду.
Пойми второй смысл, сестренка. И не наезжай на меня – когда моя команда смотрит. Отложи на потом.
Марлен кивнула, ничего не сказав.
Молодец. Напряжение чуть отпустило Дамали.
Ну да, конечно. Все на грани, всем нужно остыть. Интересно, что почуяла Марлен, их дозорный? Когда у Марлен бывали видения, они были по-настоящему крутые – до ужаса спокойные Дамали прокрутила в голове все, что знала о способностях Марлен, и присмотрелась к языку жестов наставницы. Только ее чертовски доставало, что приходится надеяться на чьи-то способности.
Может, надо было просто сказать Map, что сегодня у нее опять будет слепота? Но ей самой об этом думать было противно. Ага, скажи им, и ребята станут с тобой носиться, как с зайчонком? С чайником? Ну уж нет. Это ее команда, и какая бы хворь ни навалилась на Дамали, это временно. Надо только смотреть получше на Марлен после выхода, чтобы понимать, что творится вокруг. И это с одного взгляда будет понятно.
Хосе оглядел ребят по одному – у него, кажется, тоже нервы сегодня наружу. И то, что никто больше ни слова не говорил, его подстегивало. Черные глаза ударника нервозно перебегали с Дамали на Марлен и обратно.
– Ага, ты сегодня здорово выдала, Дамали, – подтвердил он, оторвав взгляд от пакуемой аппаратуры.
Пустой треп, признак взведенности. Терпеть она не могла пустой треп.
– Спасибо, Колдун.
– Сегодня "Нью энерджи" была твоя. Клуб уже никогда не станет прежним – "Воины света" и ты лично, госпожа, завтра должны получить хорошую прессу.
"Завтра? Это если ночь переживем". Дамали посмотрела на Хосе, потом на Марлен. Этот псих, мексиканский индеец, всегда болтает, когда наширяется. Все равно она к нему хорошо относилась, но если сегодня главный следопыт будет запинаться – тогда хреново. Марлен побелела. Явно до нее тоже это дошло.
– Не ссы, прорвемся, Колдун, – сказала Дамали с коротким выдохом, стукнув Хосе кулаком, стараясь привести его в чувство. Ее ментальная стена против Марлен не дала ни хрена. Но еще она, кажется, не может толком перевести дыхание. Ладно, фиг с ним, Колдун всегда много болтает, а когда нервничает, голос у него становится громче. Сегодня то же самое. От этого крика у нее голова болит.
Дамали снова поглядела на Марлен. Переливы пурпурного платья-"афро" и блеск золотой вышивки под цвет виниловых штанов стали слишком яркими, и Дамали на миг закрыла глаза от этой величественной роскоши. Черная безрукавка и джинсы Хосе воткнулись в середину цветного поля, плясавшего у нее под веками. Серебро его здоровенного креста превратилось в световое острие. Она отвернулась, и тогда стало можно хоть как-то судорожно вздохнуть.
– Дайте ей воды, – приказала Марлен, выводя Хосе из полусогнутого положения над сумкой с осветительной аппаратурой.
Взяв у него бутылку газировки, Дамали, не открывая глаз, сорвала пробку и сделала глубокий, очищающий глоток. Язык облило металлическим вкусом. И этот вкус близкой смерти заставил ее оглядеть группу настороженным взглядом. Они не могут себе позволить сейчас потерять еще одну душу. И сейчас она могла сказать, что они тоже определенно почуяли опасность.
Слишком все были спокойны, сдержанны, методичны, когда быстро обменялись любезностями с руководством клуба, проскользнули между фанатами и без слов начали разбирать аппаратуру, чтобы уезжать. Обычно за сценой все не так. Сейчас не было обсуждений насчет добыть чего-нибудь поесть, вообще разговоров не было. Какая-то странная пустота держалась между ними, пока они выполняли привычные действия, как роботы.
– Мне надо помочь Ковбою уложить остальное железо, – сказал наконец Хосе, отходя от Дамали. – Это недолго.
– Ты нормально? – снова спросила Марлен, покосившись на свою солистку, собирая ее разбросанную одежду и швыряя в матерчатую сумку. Потом Марлен посмотрела на Шабазза, который ни слова не произнес.
Дамали просто кивнула в сторону Марлен. Она заметила, что Джей Эл, осветитель-клавишник, тоже двух слов не сказал за вечер. К чему бы все это?
– Дамали всегда супернормально, – бросил Шабазз.
Дамали пристально посмотрела на него. Да, Шабазз никогда не горячится – инструктор по айкидо, хореограф и басист группы. Гладкий и спокойный, как лед. Адепт боевых искусств, немногословный во всем, кроме философии. Но он что-то пробурчал, не поднимая глаз от работы – они с Джо Ленгом разбирали на секции и паковали прожектора и цифровые клавиатуры, которые маскировали компьютерную следящую систему. Джей Эл тоже не смотрел на Шабазза, хотя эти двое всегда понимали друг друга и постоянно переглядывались. Нет, что-то крупное заварилось.
Она внимательно присмотрелась к своей группе. Марлен, дозорная со скрипкой, обычно щетинилась при малейшем следе движения и видела все орлиным взором. Что же с ней такое сегодня? К тому же Марлен не оставляет ленты. Она продолжает действовать, будто все путем, хотя на самом деле это не так. Шабазз и Джей Эл, еще одна пара сенсоров – они умеют чувствовать приближение, могут определить местонахождение простым касанием, – тоже напряглись, насторожились, но молчат.
Хосе и псих Джейк Ковбой, гитарист и снайпер, оба умели на вкус, на запах чуять опасность в воздухе. Они были носами – и с ними тоже сегодня что-то не так. И еще Большой Майк, звуковик и аранжировщик, который способен слышать то, чего не слышит никто, и может взорвать все к чертовой матери. Непревзойденный специалист по взрывчатке еще со времен Вьетнама, он сегодня психовал, а это на Большого Майка никак не похоже. Обычно черный брат всегда сдержан и служит в группе голосом разума.
Вместе они обладали всеми пятью чувствами, плюс еще шестое – ясновидение у Марлен, но ей, Дамали, одной полагалось быть всевидящей – обладать всеми шестью чудесами природы как истребителю, по их словам. Ага, как же. Вся эта роскошь последнее время накрылась. Какое-то время она действительно все это умела. Но пару недель назад все эти "дары", как называла их Марлен, от нее по-быстрому уплыли. Сначала зрение, потом – частично – физическая выносливость. Нос уже ни на что не годится. Обоняние и слух тоже накрылись. Потом вдруг ни с того ни с сего все это вернулось и стало сильнее, чем было, – как бывает скачок напряжения, когда сеть барахлит. Вот так-то.
Сейчас она только знала, что драться может как надо: на улицах насобачилась, хотя уроки айкидо от Шабазза тоже свою роль сыграли. Но если команда так психует, значит, дело предстоит крупное, каким бы оно ни было. И это правда.