Выбрать главу

-Главк?!!!

-Отец! - донес до меня ветер голос сына.

Рога на "Скорпионе" и других кораблях поспешно и пронзительно затрубили отбой, воины, до сей поры напряженно ждавшие моего приказа, зашевелились, опуская копья. Я дал знак гребцам, и "Скорпион" заскользил навстречу кораблю моего сына. Мы сблизились. Один из воинов Главка, лохматый, с разрисованной какой-то красноватой мазью рожей, в роскошном ожерелье из клыков хищного зверя, закрывавшем почти всю широкую грудь, подняв весло из воды, перекинул его на наш борт. Сын, слегка красуясь перед устремившими на него взгляды своими и моими людьми, уверенно перебежал ко мне.

Я едва удержался, чтобы не броситься к нему и не заключить в объятия. Но ждал, соблюдая достоинство анакта. Главк подошел ко мне, а потом величественно склонился в благоговейном приветствии. Я коснулся его плеча, давая знак, что он может выпрямиться.

-О, богоравный отец мой, великий анакт Крита! - отчеканивая каждое слово, произнес он. - Весть о том, что подлый убийца пролил кровь брата, достигла моих ушей! И я сказал себе: ты не мужчина, если не придешь на помощь своему злосчастному отцу. И вот я здесь! И со мной - без сотни две тысячи воинов, отважных, словно львы, и преданных, как псы. Каждый из них готов, не дрогнув, умереть в бою.

Главк говорил на наречии исконных жителей Крита. Но на его корабле, кто-то из наших - кажется, славный Айтиоквс - переводил его речи воинам в шкурах и мисофорах из грубой ткани. Я уловил несколько слов и с удивлением понял, что это было наречие племен, что живут далеко от Крита, за землями тирренов. Зевс называл их лестригонами и говорил, что люди эти дики, словно звери, неукротимы, не признают ничьей власти и едят человечье мясо. Судя по их внешности, так и было. И они шли за моим сыном, словно волчья стая за вожаком! Сердце мое наполнилось гордостью за Главка.

-Я ценю храбрость народа, что идет за моим сыном, - ответил я на их языке, едва возгласы стихли. На корабле отозвались восторженными воплями. Сын не сдержал удивленной улыбки:

-Вот уж не думал, что тебе действительно известны все языки Ойкумены...

Я усмехнулся.

-Мне дано просто говорить на их языке. А вот как тебе удалось покорить их сердца?

Главк почтительно склонился передо мной.

-Ты говорил: хочешь стать царем - сделай то, что твои подданные ждут от истинного владыки. Я вызвал их вождя на честный бой, без оружия, и победил его.

Я удивленно вскинул брови, с сомнением посмотрел на сына:

-Сломал ему хребет, разодрал утробу и вкусил сердце и печень поверженного врага?

Тот смущенно потупился и продолжил:

-Да... Но я не мог отказать столь доблестному воину в последней почести: признать его достойным мужем, на которого я хочу походить...

-Я рад, что ты запомнил мои рассказы об этом народе, Главк, - ответил я серьезно. - Мне известно, что они едят мясо людей не ради насыщения утробы. Ты поступил так, как должен был. Я горжусь тобой.

Главк, не без тревоги ожидавший моего приговора, просиял:

-Они отважны и верны, отец. Ты можешь положиться на них - больше, чем на кого бы то ни было из моего войска. Тиррены, сиканы, критяне - ничто против них.

-А эти тоже есть в твоем войске?

Главк коротко кивнул:

-Царство мое невелико, но многоязыко.

Я величественно склонил голову.

-Я принимаю их службу. А ты, мой возлюбленный сын, будь гостем на этом корабле. Мы давно не виделись, я хочу усладить свое сердце твоими рассказами!

Главк опять почтительно склонился, но прежде чем последовать в палатку, подошел к борту корабля и крикнул своим:

-Мой отец, великий бог, сказал: "Ты гость мой!" Ступайте, скажите другим: сердце великого бога радостно. Он сказал: "Мне нужны отважные воины! Плывите со мной!"

И не успели мы войти в мою палатку, как корабль Главка начал медленно разворачиваться.

Едва за нами упал расшитый полог, я и Главк, не сговариваясь, бросились друг другу в объятия. Мой огромный, могучий сын сгреб меня в свои объятия, словно ребенка. Я уткнулся лицом в его волосатую, пахнущую хищным зверем грудь и прошептал:

-Главк, дитя мое, мое возлюбленное дитя...

-Отец! - вторил мне гигант, и слезы бежали по его загорелым, продубленным ветром щекам. - Отец!!! Прости меня!!! Боги Олимпийские!!!