В мегароне становилось все более людно. Проплыла к своему трону, сверкая золотыми украшениями, царица Эндеида, плавно опустила полное тело в кресло. Слева от меня заняли место Теламон и Пелей. На каменных скамьях, тянувшихся вдоль стен, чинно рассаживались гепеты в праздничных плащах. Если царь и его сыновья пытались изобразить радушие, то на лицах гепетов я видел нескрываемую неприязнь. Мирмидоняне никогда не платили дани Криту. И не собирались платить.
Эак тем временем взял в руки скипетр, чинно огладил русую бородку, и в зале тотчас смолк гул голосов. В наступившей тишине басилевс Эгины поворотился ко мне и негромко, размеренно произнес:
-Венценосный мой брат! Мне ведома беда, что постигла тебя. И, полагаю, она привела тебя ко мне во дворец. Уши мои открыты для твоих речей.
-Я хотел бы, чтобы не только уши справедливейшего из смертных, но и сердце его растворилось навстречу моим словам, - прямо отозвался я, принимая из рук его жезл.
Эак скромно склонил голову:
-Обо мне идет добрая слава, но, думаю, я все же уступаю тебе в справедливости, анакт Крита, равно как и в мудрости - тебе и твоему брату Радаманту.
Я сдержанно улыбнулся:
-Скромность пристала мудрецу и герою, потому что дела их говорят громче похвальбы. И сегодня, я надеюсь, ты явишь свою справедливость и рассудительность. Я приплыл на Эгину, потому что надеюсь найти слово Дике в твоем дворце. Тем более, тебе ведомо, какое злодеяние свершилось в Афинах.
Эак кивнул, подтверждая мои слова:
-Весть об ужасном убийстве достигла и моего острова. Слышал я и о том, что зависть побудила Эгея совершить деяние, противное богам. Хотя мне неведомо, насколько верны эти слухи. Ведь и о тебе, анакт Крита, богоравный Минос, безголовая Осса разносит немало пустых сплетен. И я не склонен верить всему, что болтают злоязыкие люди, желая очернить достойного мужа. Не прими мои слова в осуждение. Облик твой являет знаки горя, куда более красноречивые, чем речи. Едва встретился я с тобой взглядом, о, многославный анакт, как понял, что дни не умерили боль, живущую в твоей душе. Разум твой омрачен утратой, и потому тебе простительно верить недоброй молве. Но откуда известно, что именно афиняне пролили кровь царевича Андрогея?
Эгей умело перехватил нить моей речи и лишил меня всех доводов, которые я намеревался привести.
-Когда свершается бесчестное убийство, то не удивительно, что злодей пытается скрыть содеянное. Но тебе, мудрый и справедливый Эак, наверно, не раз приходилось узнавать утаенное.
-Да, это так, - кивнул Эак, спокойно оглаживая свою аккуратную бороду.
-И с чего ты начинал, прежде чем найти виновного?
-Я искал, кому выгодно преступление, - спокойно отозвался Эак. - И так, я полагаю, поступает любой мудрый правитель, вершащий суд. Но отчего ты решил, что смерть Андрогея нужна Эгею?
-Всем ведомо. Он перестал платить мне дань, но хотел бы вовсе избавиться от меня. Эгей давно бы нанес мне удар, если бы не знал, что на море я превращу в щепки его корабли. На суше же он может льстить себе надеждой, что способен помериться силами с Критом.
-Если и так? Неужели желание уязвить тебя и помериться с тобой силами одолеет в сердце басилевса Эгея страх перед богами? Андрогей был гостем Эгея, а разве гость не посланник богов? - рассудительно произнес Эак. Я почувствовал, что в груди у меня закипает ярость.
-Он уже не был гостем в то время, когда произошло убийство, - заметил я. Теламон издал какой-то неопределенный, негромкий возглас, похоже, соглашаясь со мной. Выразил он свое одобрение очень тихо, но я услышал. И Эак тоже. Повернулся и строго глянул на сына. Тот вспыхнул и потупился.
-Он был убит в горах, на землях, принадлежащих фиванцам, - продолжил я. - Можно было бы списать эту смерть на царя Эдипа, или на разбойников. Только вот я не склонен обвинять ни фиванцев, ни тех, кто, подобно вонючим псам, рыщет по горным дорогам. Первому было невыгодно убивать Андрогея, вторым - не одолеть стаю львов.