Так отчего же я забыл об этих богах, надеясь только на милость Зевса? Или на самого себя?
И тут я почувствовал присутствие божества - словно кто-то стоит за плечами, легонько касаясь волос.
"Минос, сын Муту, ты сродни куда более великому и могучему богу, чем Зевс", - явственно шепнул мне кто-то. Я оглянулся. Могу поручиться: женская фигура мелькнула перед моим взглядом и исчезла прежде, чем я узнал ее.
Неужели я могу просить о помощи Аида? Ибо кому я еще сродни, и кто, кроме Аида, более могуч, чем Зевс?
Мысль, пришедшая мне на ум, показалась невообразимо дерзкой. И я сперва отогнал ее, потому что с детства помнил, что есть мертвое, и есть живое, и нам нельзя нарушать грань, их разделяющую. Так говорил мне мой отец. Нет, не отец! Мой отец - финикийский Муту, бог смерти. Это Зевс грозил мне карой за нарушение границ между живым и мертвым.
Тем временем прекрасная Эос поднялась над землей. Тьма сменилась серым, тусклым рассветом. Дождь почти кончился, в сером утреннем воздухе висела водяная холодная пыль. Густой, удушливый дым валил от города.
Воины мои вернулись, когда уже совсем рассвело. Пьяные от победы, вина и усталости, они медленно шли в стан, нагруженные добычей, и гнали пленников.
Радостный Амфимед, словно молодой пес, бросился ко мне. На его закопченном лице белели зубы и ярко сияли серые глаза.
-Мой богоравный анакт, мой филетор, - произнес он и, почтительно склонившись, положил к моим ногам корону Ниса и его скипетр. Я не удержался и наступил на них. - Прими эту победу! Пусть пролитая кровь омоет рану на твоем сердце. Пусть ликуют эвмениды, ибо в эту ночь свершилась месть.
-Что там горит?
-Потайной ход вел через погреба дворца. Мы подожгли пифос с маслом и в суматохе без особого труда прошли к воротам, - простодушно пояснил Амфимед и рассмеялся, обнажая крепкие клыки. - Не тревожься, анакт. В такой дождь пожар не мог распространиться даже на весь дворец! Мы возьмем богатую добычу в Нисе!
Главк появился позже. Наверно, договорились с Амфимедом поделить честь. Кимволец принес мне корону. Сын - самого царя. Живого, как и обещал перед боем.
Нис, полураздетый, накрытый окровавленным плащом, лежал на носилках, наскоро сделанных из копий. Он был ранен, но в сознании, и потому не стонал. Лежал, стиснув зубы, и на изжелта-бледном лице с заострившимися чертами застыла гримаса боли.
Я подошел к нему.
Увидев меня, он с трудом пошевелился и пытался приподняться.
-Как ты узнал?! - прохрипел он. - Ход...
-Твоя дочь Скилла указала его мне! - ответил я, пристально глядя ему в глаза. Нис глухо застонал.
-Будь она проклята! Ты не должен был победить... - пробормотал умирающий.
-Но победил, - ответил я. - А ты уходишь в Аид, Нис Пандионид, убийца моего сына. Ступай, и пусть беспамятство Леты поглотит тебя, гостеубийца.
И я, приблизившись к нему, положил руку на его глаза. В тот же самый миг Нис судорожно задергался и умер...
Я обвел глазами воинов. И снова почувствовал, что силы оставляют меня. Так бывает, когда, опьяненный, ты не засыпаешь, наполнившись весельем и умиротворением, а бодрствуешь, и тогда веселье постепенно сменяется грустью и утомлением, и все вокруг, совсем недавно радостное, многоцветное, превращается в унылое, серое и отвратительное. Я насладился победой сполна, когда Нис умер. Настало время отрезвления.
-Город отдаю на день. Завтра мы отплываем к Афинам...
Амфимед подвел ко мне заплаканную девочку лет двенадцати, растрепанную, наскоро закутанную в покрывало, завязанное узлом на плече.
-Это Ифиноя, младшая дочь Ниса, - сказал он.
Я протянул к ней руку. Девочка пронзительно завопила, повалилась на мокрый песок, закрыла лицо руками. Так кричат ягнята под ножом. Я невольно поморщился, как от боли. Ифиноя никак не была виновна в смерти моего сына... - Я дарую ей свободу. Позаботьтесь, чтобы ее накормили и отвезли в один из городов, где царевну Ифиною примут с почестями, подобающими ее роду, - приказал я. - Если с ней что-то случится, виновный будет наказан без жалости.
Махнул рукой, повелевая как можно скорее увести орущего ребенка. Кто-то из кимвольцев попробовал заставить ее подняться, но царевна все кричала и кричала, падая, как подрубленное деревце. Воин подхватил ее на руки, унес прочь.