Я внимательно следил за дымом, поднимавшимся от жертвенных костров. Сначала он столбом устремился вверх, что свидетельствовало о благосклонности призываемых богов, но едва огонь охватил мясо, земля вновь содрогнулась - так, что со стен посыпалась штукатурка, и некоторые из присутствующих, с ужасом косясь вверх, поспешили прочь из храма в страхе, что следующий удар обрушит крышу. Эгей тоже бросил быстрый, настороженный взгляд на мощные, черные от времени балки, державшие бревна потолка, но с места не сдвинулся.
-Зевс готов был принять нашу жертву, - произнес встревожено Эак. - Не его мы прогневили, но какого-то иного бога!
-Может, Посейдон Энносигей обрушился на нас? Он всегда благоволил Криту, - заметил было юный Мегарей. - Хоть и немало обид нанес ему Минос Старый!
-Тогда бы море было буйным! - справедливо заметил Теламон. - А сейчас оно спокойно, будто сон младенца!
Эгей нахмурился.
-Нет времени кичиться своим умом и гадать, что бы это значило. Каждый миг мор поражает все новых и новых людей... Пусть пошлют за Орфеей, дочерью лакедемонянина Гиакинфа, которую ясновзорный Аполлон наделил даром предвидеть будущее. Пусть жрица Орфея спросит богов о том, кто послал нам эти испытания, и чего боги желают, чтобы прекратились бедствия в городе совоокой Паллады.
Несколько человек тотчас устремились к выходу из святилища. Костры, разрушенные толчком, успели разгореться снова, когда толпа у входа зашевелилась, давая пройти молодой женщине. Эгей с плохо скрываемой радостью шагнул к ней навстречу.
-О, Орфея, почтенная дочь Гиакинфа, уроженка Лакедемона, - произнес он, почтительно протягивая к ней руки, - ты, которая может говорить с богами! Гнев Олимпийцев обрушился на Афины. Воззови к провидцу Аполлону, взором пронзающему мрак грядущего, пусть скажет он, кто из небожителей наслал на город мор и трясение земли?
-Я исполню волю твою, царь Эгей, - жрица величаво склонила голову. - Аполлон, который благоволит мне, да ответит на мой зов и назовет, кого из бессмертных должен ты умилостивить. Пусть ты и твои сподвижники поют гимны сребролукому богу и в такт ударяют копьями о щиты.
И Орфея первая начала хвалебную песнь Аполлону. Ее высокий, прозрачный голос вознесся под свод храма. Афиняне и союзники дружно подхватили пеан. Грохот ударов лощеного древа о туго натянутую кожу и листовую медь наполнил святилище.
Эгею подвели нового тельца, и он заклал его, посвятив Аполлону.
Девушка тем временем начала мерно всплескивать руками в такт мелодии, слегка кружиться. Постепенно танец ее стал быстрее, расшитое алыми нитями покрывало соскользнуло с головы, зацепившись за гребень, выдернуло его из волос и грузно рухнуло вниз. Шпильки, не выдержавшие тяжести косы, со звоном посыпались на плиты каменного пола, и густые, вьющиеся волосы рассыпались по плечам жрицы. Она нетерпеливо отбросила их назад, не прерывая танца.
Вскоре Орфея была целиком поглощена священным безумием и совершенно не обращала внимания на удушливый дым, который, по мере разгорания жертвенного костра, становился все более и более зловонным. Ее золотистые волосы рассыпались по плечам, яркие синие глаза потускнели, стали белесыми, закатились. На губах выступила пена. Лицо, и без того белое, как мраморное, что часто бывает у жителей Лакедемона, совсем побледнело. Она исступленно призывала сына Латоны. Потом вдруг ослабела, осела на землю и закашлялась. Двое мужчин, кинувшись к ней, оттащили ее в сторону от удушливого дыма, подали напиться. Орфея жадно припала к золотому килику, захлебываясь, проливая воду себе на грудь .
Эгей приблизился к ней.
-Слышала ли ты голос бога, почтенная Орфея, дочь Гиакинфа? - он с трудом сдерживал нетерпение.
-Да, могучий сын Пандиона, - еле слышно отозвалась она. - Аполлон сказал: "Минос, царь Крита, воззвал за помощью не к отцу своему, но к Аиду, анакту Эреба. И тот не остался глух к его мольбам. Ибо между Миносом Зинаидом и старшим Кронионом есть связь глубокая и куда более сильная, чем между критским царем и царем всех олимпийцев. Души умерших бесчинствуют в городе, послушные приказу Миноса".
И она уронила голову на грудь, совершенно обессиленная. Двое мужей помогли ей подняться и увели прочь.
Эгей повернулся к окружавшей его свите:
-Вы, верные мои гепеты, и вы, мудрые старцы, украшение керуссии! Вы слышали голос богов из уст жрицы Аполлона, славной Орфеи. Нет времени на размышления. Прав был слепой старец Ксантипп. Керы бродят по городу, сея болезни и смерть. Пусть Афина дарует нам ясность мысли, и мы решим, как справиться с напастью.