-Впрочем, если ты будешь так яриться, то не доживешь до старости, - пропустив мимо ушей его речи, продолжил я. - Вернувшись в свой дворец, обязательно вели отворить кровь, не то тебя хватит удар. И умрешь ты, так и не оставив на земле сына. Займут твой трон сыновья Палланта.
Не мог я ужалить его больнее. Он побагровел еще больше и ожег меня взглядом. Я продолжал невозмутимо:
-А мне всей душой хочется, Эгей, чтобы у тебя родился сын. Знаешь, пожалуй, я вознесу богам молитвы, чтобы они даровали тебе сына. Мои мольбы редко остаются без ответа.
Афинянин был уже не в силах изображать хоть какое-то подобие покорности. Он ярился, как загнанный в клетку лев.
-Я хочу, чтобы у тебя родился сын, истинный герой, которого бы ты полюбил всем сердцем, - сказал я, растягивая каждое слово, - и чтобы он отправился на Крит, на верную гибель, басилевс Эгей. Чтобы ты получил весть о смерти своего единственного сына. Может, тогда удастся утолить мою жажду мести? Но пока я не в силах причинить тебе боль, равную моей. Потому, вот тебе условия мира. Афины, равно как и Ниса, Кефаления, Эгина, Эрифа, Олеар, Дидимы, Тенос и Андрос будут по-прежнему признавать мою власть и платить мне дань, как было в прежние годы. По-прежнему дань будет приноситься зерном, оливковым маслом, вином, скотом, бронзой, серебром и золотом. Но размер ее возрастет в два раза по сравнению с прежним. Платить ты будешь каждый год. То же и басилевсы иных земель, дерзнувшие подняться против меня!
Кефал, стоявший подле Эгея, побледнел, а царь Афин задохнулся и снова полоснул меня исполненным ярости взглядом. Мудрый Эак смиренно опустил глаза долу, но я-то видел, как перекатываются желваки под его холеной бородой. Другие басилевсы, державшиеся чуть поодаль, исподлобья глядели на меня. Да, я хотел их разорить. Любви и согласия между нами не будет во веки веков, но я хоть выбью им зубы - молодым волчатам, дерзнувшим подняться на старого волка!
-Ты противишься? - поинтересовался я, снисходительно улыбнувшись.
-Я не смею противиться богам, повелевшим мне принять со смирением любую твою волю, - после некоторого молчания прорычал Эгей. - Да будет так.
-Да будет так, - кивнул я. - Но это - не все. Я возрождаю обычай, по которому Афины платили мне дань людьми. Это должны быть юноши и невинные девушки, достигшие предбрачного возраста. Пусть их будут привозить на Крит по семь человек, раз в девять лет. Но если раньше они обучались играм с быками и могли остаться живы, то сейчас все будут приноситься в жертву. Жену мою, царицу Пасифаю, посетил на ложе Посейдон, и она родила от него божественного младенца, Минотавра Астерия. Ему и будут приноситься в жертву дети афинянок. Поверь, и через пространства виноцветного моря услышу я проклятия несчастных жен, которые рядом с моим ненавистным именем поставят твое, еще более ненавистное. Боги помогут мне, и я буду узнавать о каждом седом волосе и о каждой морщине, которые прибавят тебе дни сбора этой дани.
-Я вынужден согласиться и на это, - голоса у Эгея совсем не осталось. - Но боги проклянут тебя за жестокосердие.
-За свои дела я отвечу сам, - улыбнулся я. - Пусть тебя не заботит моя судьба. Раз ты согласен, я приказываю душам умерших, наводнившим твой город, оставить его и отправиться в царство Аида, откуда они пришли.
Едва я произнес эти слова, земля дрогнула так, что заколебался навес шатра, и глухой гул, донесшийся из-под земли, заставил всех затихнуть. И посольство, и критяне оцепенели. Только я нашел в себе силы продолжить:
-Ступай, Эгей, сын Пандиона, и помни, что если ты посмеешь нарушить наш договор, то беды, обрушившиеся ныне на твой город, покажутся тебе ничтожными.
-Да, великий анакт Крита, повелитель Афин, - произнес он, изо всех сил стараясь сдержать душившую его ярость. Но взгляд у него был, как у затравленного волка. Медленно, неуклюже, как деревянная кукла, изготовленная Дедалом, царь Афин поклонился мне, а потом вышел из шатра. Прочие басилевсы в молчании последовали за ним. Я видел, как он забирается на колесницу - словно слепец, как непослушными руками берет вожжи, и ставший подле него вельможа с трудом отнимает их у царя.
Я слабо махнул рукой, отпуская свиту.
-Как только афиняне выплатят дань, мы отправимся на Крит.
Некоторые покорно направились к выходу. Тавр, Гортин и Эритр задержались.
-Дозволь мне сказать, мой царственный дядя, богоравный анакт Минос, - произнес Гортин.
Я кивнул.
-Неразумно было оставлять его в живых, - сказал мой племянник. - Паллант был бы покорнее, и его детей проще стравить друг с другом: их много, как рыбы в сети у рыбака.