-Есть ли у меня заботы важнее, чем благо моего народа и правосудие?
Я сурово посмотрел на писца. За прошедший со времени бегства Ариадны неполный месяц Катрей и так взял в свои руки бразды правления. Даже Калимах напоминает мне, что я зажился!
Тот, почувствовав мое недовольство, потупился и полез в ящик. Достал первый свиток папируса. Уставился на меня преданным, собачьим взглядом. Я рассмеялся - не столько перемене в его лице, сколько собственному гневу. Только что твердил себе, что устал, и заботы царя мне в тягость, а как озлился, едва мне намекнули, что пора уступить трон! Вот так, Минос, не смей лгать самому себе. Ты готов умереть, но желаешь оставить этот мир царем, пред которым смолкают все, и чье слово исполняется тотчас.
Я милостиво улыбнулся писцу:
-Начни же, мой верный Калимах. Без твоих забот слово правды не будет жить на моем языке.
-Да, богоравный анакт, - выдохнул он с готовностью и, почтительно приблизившись, начал читать со свитка.
Я внимательно слушал, время от времени задавая вопросы, иногда просил его обождать и перечитывал написанное сам.
Калимах точен и честен. Он умеет рассказать о деле, показав правоту и неправоту обеих сторон. Люди в устах Калимаха становятся похожими друг на друга, словно тени в Аиде, и с его слов я мог рассудить спор беспристрастно, однако решения свои выносил обычно только после того, как видел самих тяжущихся. Нельзя быть справедливым, не видя человека.
В лампе почти полностью догорело масло, прежде чем Калимах закончил говорить. Я опустил ресницы.
-Хорошо, Калимах. Я доволен тобой.
Писец облегченно улыбнулся и поклонился.
-Милости твои велики, анакт. И я рад, что могу хоть немного облегчить бремя, лежащее на твоих плечах.
-Что просители - позаботились о них?
Калимах позволил себе легкую улыбку. Я мог бы и не спрашивать.
-Они размещены в покоях Лабиринта, им дается вдоволь еды и питья, они не терпят ни в чем притеснения. К каждому из них приставлен раб или рабыня, которые служат им, как царским гостям. Только... здесь не все, анакт, - добавил он вдруг, кивая на ящик. - Сегодня, на самом закате, из Амонисса прибыл жрец Диониса, некий Бромий с Дии...- с Наксоса, так жители зовут свой остров после смерти твоего внука. С ним еще несколько человек, мужчин и женщин. Жрец говорит, что хочет лицезреть анакта, но не сказал нам, какое у него дело до тебя, богоравный. Примешь ли ты его, анакт?
-Нельзя отвергать посланцев богов.
Я помолчал, размышляя, потом добавил:
-Пожалуй, будет плохо, если, слушая речи вдохновленного бессмертными, я буду думать о тяжбах и жалобах простых смертных. Пусть он войдет последним. Сам пойди к нему, убеди, что так я буду более внимателен к его речам.
-В этом нет нужды, анакт! Ваши мысли сходны. Он желает говорить с тобой, когда остальные заботы отойдут от твоего сердца.
-Что же, - развел я руками. - Тогда он не станет обвинять меня в непочтительности к Дионису! Ступай и приготовь все к завтрашнему суду. Мы начнем сразу после рассвета. Смотри, пусть перед залой Лабриса не будет сутолоки. Пусть твои люди позаботятся, чтобы каждый молящий и тяжущийся являлся ко мне без опозданий, но и не томился, ожидая своего череда. Можешь идти, почтенный Калимах.
Писец поклонился и беззвучно исчез. Я достал из ящика папирусы, подвинул поближе лампу, долил в нее масла и, поправив фитилек, принялся читать. Макариос, хранитель этих покоев, внимательно уставился на меня, ожидая распоряжений. "А лицо у него настороженное, - отметил я про себя. - Знает, что ночь я проведу в хранилище, и боится, как бы не пришлось ему сидеть рядом с царем. Такое бывало. Помнится, когда благородный Ифимед пытался оттягать наследство у своих братьев, нам пришлось перерыть кучу табличек со времен правления Астерия, прежде чем я разобрался, кто чем по праву владеет".
Но завтра не будет сложных дел. Несколько жалоб от братьев и сестер, что не могут разделить наследство, крестьяне, затеявшие тяжбы из-за полей и пастбищ, просьба вдовы о помощи. Некоему Агапиту с Западных гор придется подождать хотя бы следующей лунной четверти, а то и двух, прежде чем я дам ему ответ: придется послать писцов, чтобы они порасспрашивали его соседей. Еще стоит подумать, как решить дело между детьми одного крестьянина от двух жен, чтобы между ними не разгорелась вражда, и каждый из тяжущихся остался доволен моей мудростью. А в остальном... день завтра будет легкий.