-Восславим же Гестию, хранительницу моего очага, и великого бога Диониса, могучего и всевластного, - произнес я, совершая щедрое возлияние. - Я пожертвую твоему святилищу богатые дары. Но сейчас, жрец Бромий, сын Семелы, я хочу наградить тебя. Ты вернул мне сокровище, которое я ценю дороже собственной жизни.
Дисавл неслышно поднес мне золотые браслеты и каменный кубок работы самого Дедала, один из наиболее любимых мною, с изображением Лиэя, играющего с кошкой. Я протянул дары жрецу. Он с достоинством поклонился:
-Такие сокровища пристало преподносить богам и царям, - произнес он. - Весть о твоей щедрости, как и о том, что ты умеешь быть благодарным, Минос Зинаид, достигла даже дальних пределов Ойкумены! И теперь я вижу, что и за малую услугу ты платишь щедро, словно не земной владыка, но небожитель, равный по богатству самому Аиду Плутону.
Бромий осторожно взял в руки кубок, увидел резьбу и с удивлением поднял брови:
-Клянусь моей матерью, Дионис здесь - как живой!!! Кто же тот искусный мастер, не сам ли Гефест?
-Его зовут Дедал, - заметил я.
-Дедал Афинянин? - удивился жрец. - Как удалось ему сотворить этот кубок? Он никогда не видел Диониса таким. Ему это не дано. Ты, великий анакт, должно быть, стоял за его спиной и направлял его руку.
-Почему ты решил? - усмехнулся я.
-Потому что ты из тех, кто может разглядеть этот лик моего бога, - невозмутимо ответствовал Бромий. - В тебе есть что-то от Орфея, сына Аполлона. Он говорил мне о светлом юноше, стройном и сильном, словно виноградная лоза. Остальные видят или могучего мужа, или изнеженного юнца, или вовсе развеселого и буйного сатира, толстого, как винный мех.
Бромий явно походил на эту ипостась своего бога.
-А каков истинный облик... - мне хотелось назвать имя другой женщины. Мой Дивуносойо был сыном Персефоны, - ...сына Семелы?
Я улыбнулся, чтобы предательски дрогнувший угол рта не выдал меня.
-Все, - просто ответил Бромий. - Дионис многолик, и каждый видит в его обличии то, чего ищет. Вот ты, например, ищешь наставника, который бы вывел тебя из мира мертвых к миру живых. А Орфей искал проводника в царство мертвых. Вам обоим был нужен сын Персефоны, Загрей, Дионис Хтоний, несущий тайное знание, похожий на вино в твоем кубке, утоляющее жажду и не туманящее разум. Не так ли?
И Бромий весело посмотрел на меня лиловыми, словно виноградины, глазами. Левый глаз слегка косил. У меня дыхание перехватило. Как я мог не признать его сразу?!
-Неужели ты... - едва слышно прошептал я. - Сам?!!
-Я так и знал, что надолго маской тебя не обманешь! - ответил Бромий (Дионис? Дивуносойо? Лиэй? - я не знал теперь, как его называть), смеясь, и провел рукой по лицу. Грубоватые черты задрожали, расплылись и сквозь них проступили другие, до боли знакомые, бережно хранимые в сердце. Я уставился на него. Лиэй улыбнулся, как ни в чем не бывало взял свой кубок, отхлебнул:
-Замечательное вино. Тефринское?
-Да...- я был благодарен ему, что он продолжил разговор, словно ничего не произошло. Глупо полагать, что столько лет спустя после нашего расставания в его сердце осталось что-то, кроме воспоминаний о смешном юнце, превратившемся в нелепого старика, который все еще влюблен в вечно юного, многоликого бога.
О, Минос, сдержи свое не в меру горячее сердце, забудь о былом! Вот тревоги сегодняшнего дня - займись ими. Не рушь воспоминаний, бережно хранимых на самом дне шкатулки твоей души. Они стары и хрупки, словно засохший цветок, рассыплются от неосторожного прикосновения - и не останется для тебя даже тени былого, которой ты можешь тешиться наедине с винным кувшином.
Лиэй отрезал кусок мяса от хребтины, лежавшей перед ним на каменном блюде, посмотрел на меня, укоризненно покачал головой:
-Ты снова ничего не ешь!
И добавил, глядя мне в глаза:
-Напрасно, Минос. Человек, утоливший свой голод, полон сил, а когда ты голоден, разум твой затуманен отчаянием.
Я усмехнулся и тоже занялся угощением. Есть мне не хотелось, и пока я расправлялся со своим куском мяса, Лиэй успел отдать должное и жаркому, и сыру, и медовым пирожкам. Наконец, Дионис насытился, и раб подал нам омовение для рук, поспешно унес объедки со стола и наполнил наши кубки вином из кратера.
-Ты можешь отослать рабов, великий анакт, - произнес Дионис. - Думаю, мы обойдемся без виночерпия и флейтисток.
Я покорно приказал всем удалиться, и Дионис продолжил:
-Зная тебя, Минос, полагаю, ты весь извелся от нетерпения, желая узнать о том, как я нашел твою дочь. Вряд ли я поведаю тебе многое о путях, приведших ее на Дию: твоя дочь скрытна и не стала мне рассказывать правду о том, какая судьба привела ее на мой остров. Я нашел ее в лесу. Она выбрела к моему алтарю (наверное, и на Крите крестьяне ставят такие камни в лесах и рощах, а на Наксосе их превеликое множество. Там меня чтят более других богов), упала на колени перед ним и воззвала к богам. Знаешь, я был удивлен, увидев в такой глуши женщину в столь роскошном платье, а едва она повернулась ко мне, сразу понял - это твоя дочь. Наверное, тебе не раз говорили, сколь разительно сходство между Ариадной и богоравной Европой? Я подошел к ней и заговорил. Убедившись, что я не стану злоупотреблять ее беспомощностью, Ариадна назвала свое имя и пообещала награду, если я доставлю ее к тебе. Я поклялся чревом своей матери, что помогу ей, потом взял ее на руки и отнес в свою хижину, чтобы она смогла подкрепить силы пищей и сном. А наутро мы отправились в город, чтобы сесть на первый критский корабль, идущий к родным пределам.