И он слегка подтолкнул меня в спину:
-Вперед!
И мы понеслись над волнами виноцветного моря, стремительно, как вихрь. Ветер свистел в ушах, трепал волосы. Но холода я не чувствовал, равно как и Гермес: полы его легкого дорожного плаща простирались за его спиной, словно орлиные крылья, а плоская шляпа-пилос чудом держалась на вьющихся, словно руно, русых волосах.
Я глянул вниз. Мы уже покинули Сицилию и мчались над морем. Гелиос гнал своих коней к дому, и воды под нами отливали пурпуром и расплавленным золотом. Владения Посейдона после многодневного шторма были безмятежны, и в сердце моем царило полное спокойствие. Зевс не сможет заставить меня поступить против моей воли. Эта мысль опьяняла. Раскинув руки, я с радостным возгласом взмыл в небеса и, словно пловец, легший на спину волны, улегся на воздушный поток. Он подхватил меня, понес, обгоняя Гермеса. Тот, весело свистнув, нагнал меня, и мы закружили в небе, смеясь, словно мальчишки.
Я чувствовал себя богом. И для этого мне не нужно было решение Зевса.
Глава 7 Эпилог
Эпилог(Отрывок из рукописи, предположительно XIV века, Флоренция)
Когда очередь рассказывать дошла до мессера Джованни, он, подумав, начал так:
"Раз уж наш разговор зашел о том, как силы божественные, или напротив, дьявольские вмешиваются в жизнь человека, то я расскажу вам о моем знаменитом соотечественнике, Данте Алигьери, что написал комедию, признаваемую тонкими ценителями поэзии божественной. Хотя многие неученые люди и полагают, что мессер Алигьери сам видел круги ада, которые так живописал в своей поэме, что невозможно читать их без содрогания, мне не приходилось слышать, чтобы он надолго впадал в беспамятство и обмирал, как случается с теми людьми, которые побывали, по попущению Божию, в аду или в раю и вернулись живыми. Если же и были ниспосланы ему видения, то он созерцал их духовными очами и потом, в меру своего таланта, смог запечатлеть на бумаге. Тем не менее, ему все же довелось столкнуться с теми, кто знает о владениях Люцифера не понаслышке. Об этом я слышал от сына мессера Данте Якопо, а тому, в свою очередь, рассказывал сам отец".
Случилось это в последний день перед Великим постом, в Равенне, где, как вы знаете, наш великий соотечественник нашел приют в изгнании.
Всем вам известно, что празднества и карнавалы, которые устраиваются накануне Великого поста, зачастую переходят всяческие границы приличия. Будучи человеком весьма набожным, мессер Данте счел за благо в этот день покинуть город рано утром, и целый день предавался досугу, прогуливаясь в одиночестве за городом. Когда же он увидел, что солнце скоро начнет клониться к закату, то поспешил домой, чтобы успеть засветло. И хотя он выбирал не самые людные улицы, но так случилось, что почти у самых ворот его нагнали гуляки, сбившиеся в толпу и плясавшие морриску. Вернее было бы сказать, что некогда они начали плясать этот буйный танец, но, разгоряченные весельем и вином, вскоре утратили чувство меры, и теперь уже каждый выкидывал коленца, как ему заблагорассудится, едва ли слушая музыкантов, которые то ли от опьянения, то ли от усталости, играли весьма нестройно.
Предводительствовали этими гуляками двое юношей в масках, изображавших бесов. Одеты они были в очень короткие камзолы - настолько короткие и плотно облегающие, что мессер Алигьери принял бы их за мимов, если бы одежды их не были сшиты из самого добротного сукна, бархата и шелка. Да и украшения, несомненно дорогие, вряд ли могли принадлежать бродячим артистам. Оба юноши были весьма хорошо сложены и, несмотря на то, что вели они себя отнюдь не подобающим образом, мессер Алигьери решил, что они - знатного рода.
Желая из свойственного человеческой натуре любопытства узнать, чьи же сыновья эти двое, он стал пристально разглядывать их. Один из ряженых отличался более высоким ростом. Он изображал, должно быть, Вакха, поскольку лицо его скрывала харя с румяными толстыми щеками и осоловелыми глазами, на плечах болталась сделанная из шелка гирлянда в виде виноградной лозы, а в руках он держал некоторое подобие тирса. Второй был мал ростом, как если бы еще не достиг полного возраста, тонок и гибок. Голову его закрывала маска в виде оскаленной морды, наподобие песьей, над которой возвышались серебряные рога. Довершала этот устрашающий облик белая грива, спадавшая ряженному до пояса. К камзолу сзади был пришит длинный хвост. Этим хвостом он, действуя наподобие плети, весьма ловко захлестывал то одного, то другого гуляку и выкрикивал: