-В отличие от жен нашего рода, мы не таим своих прозваний. Для бессмертных и людей я - Иасий, - с достоинством ответил дактиль, недоверчиво поглядывая на меня. - Ты молод, Минос, называющий себя сыном Зевса. И ты - смертный. А чернокудрый и грозноокий Зевс, которого я воспринял на руки, едва он появился из лона матери своей, говорил: должен прийти тот, кто исторгнет власть из рук пеннокудрого быка, великого Посейдона, и благодаря кому на Крите воцарится владычество анакта богов Олимпийских. Но как может зеленый росток соперничать с могучим древом?
Он просто буравил меня взглядом, и его древние глаза напоминали бездну.
-Срок людей короток, - ответил я, без страха взирая в лицо вечности. - Ты помнишь еще Золотой век, и я кажусь тебе юнцом. Но по людским меркам я давно не юноша, а зрелый муж.
-Может статься, что твоей жизни окажется довольно, чтобы завершить начатое не тобой и не сегодня, - недоверчиво проскрипел Иасий. - Но сдается мне, что не коротковечен должен быть тот, кому удастся побороть власть потрясателя земли Посейдона и божественной змеи Бритомартис. Что же. Пойдём. Положи оружие здесь. Ему не место в святилище. И сними обувь свою, поскольку не должно ступать ногой, обутой в кожу убитых зверей в святая святых. Я дивлюсь, что ты не вспомнил об этом внизу. Тебе скорее пригодился бы теплый плащ.
Я виновато потупился. Покорно снял перевязь меча. Повесил ножны на куст. Разулся. А потом отважно доверился Иасию, поспешившему наверх.
По мере подъема почва становилась все беднее, трава реже. Мы взбирались долго, и я, торопясь за юрким провожатым, разбил ноги в кровь. Наконец, мы достигли пещеры. Дактиль повернулся ко мне и отрывисто буркнул:
-Сегодня я провожу тебя, скиптродержец Минос. Но если тебе придется вернуться сюда, то в другой раз ты пойдешь один.
И шмыгнул в провал входа. Навстречу мне пахнуло холодом и сыростью, я почувствовал мокрые, скользкие камни под ногами. Путь круто вел вниз. Иасий не стал ждать, пока мои глаза со света привыкнут к темноте. Я же, боясь потерять из вида белую шкуру на его бедрах, ничуть не сбавил хода. Он спускался легко и стремительно, прыгая по уступам с ловкостью горного козла - так быстро, что я невольно подумал, а не хочет ли злобный демон, чтобы его спутник сорвался и погиб?
Спотыкаясь и ушибаясь о камни, я едва поспевал за ним. Постепенно глаза мои привыкли к темноте, и я стал различать очертания тропы, щели и боковые ответвления в пещере. Наконец, мы оказались на самом дне, в большой зале, украшенной белыми наростами, свисавшими с потолка до пола.
-Может быть, ты и правда тот, кого мы ожидаем. Простой смертный своротил бы себе шею, - удовлетворенно подытожил дактиль. - Что же, прощай, короной увенчанный Минос, называющий себя сыном Зевса.
-И ты прощай, божественный! - склонился я, - И не гневайся на меня, что я потревожил покой твой.
Он усмехнулся и исчез в темноте пещеры.
Я, с трудом переводя дыхание, огляделся. Стены пещеры были покрыты каплями воды. В воздухе пахло сыростью и тленом. Холод, который я сперва не замечал, разгоряченный путем по жаре и стремительным спуском, начал давать о себе знать. Воистину, в безрадостном месте возрастал мой отец. С трудом верилось, что я нахожусь в святая святых Крита, ибо ни роща Бритомартис, ни храмы моего дворца на горе подле Кносса не могли сравниться по значимости с этим местом. Я благоговейно обошел пещеру, разыскивая знаки пребывания здесь своих божественных предков. Но она казалась столь дикой, будто нога бога вовек не ступала здесь. Зато следы пребывания людей - сосуды и кости многократно приносимых жертв я нашел. Равно как и кострище, слой углей в котором был столь толст и плотен, что я невольно подумал: не должен ли был и я взять с собой барана и вина для ублаготворения отца? Но он говорил мне: явись один, налегке...
Я сел на корточки, вслушиваясь в безмолвие, нарушаемое только стуком падающих со сводов капель. Безуспешно попытался согреться теплом собственного тела. Постепенно мелкая дрожь начала колотить меня. Разбитые ноги болели.
Внезапно разлившийся по пещере золотистый свет возвестил о приходе божества. Отец - в пурпурной хламиде, высокий, могучий, как молодой бык, - стоял передо мной. Юная дева в легкой одежде, подобная белому лебедю, стыдливо держась чуть поодаль, улыбалась мне. Она была так хороша собой, что красота её вызывала лишь восхищение и благоговейный трепет. И в душе моей не возникло и тени желания, пока я любовался этим нежным, как цветок яблони, лицом под ворохом золотистых кудряшек, непослушно падавших на высокий гладкий лоб. Пещера чудесно преобразилась с появлением божеств. Не вода, но яркие росписи красовались теперь на вмиг выровнявшихся стенах. Не сталактиты, но стройные белые колонны поддерживали высокие своды. Не тленом, но розовым маслом и амброзией запахло в теплом воздухе.