-Мой бешеный бык!
Его неожиданный смех обескуражил меня. Я смолк. И сник, растеряв весь боевой пыл.
-Вот что, значит, хранится в глубине сердца твоего?
-Да, это так, - я не стал отпираться.
Отец, вопреки ожиданиям, лишь печально улыбнулся. Это оказалось внушительнее угроз и поучений. Я с трудом сдержал слезы:
-Прости меня! Но я устал противостоять Посейдону и Бритомартис.
Зевс задумчиво погладил бороду и произнес доверительно:
-Я не сержусь на тебя, Минос. Потому что вижу, в душе своей ты боишься только одного - оказаться неблагодарным по отношению ко мне. Ты был таким всегда.
О да, несмотря на все обиды и разочарования, что я испытал за свою долгую жизнь, я до сих пор любил отца и всецело был на его стороне в этой распре с Посейдоном. Но это не уменьшало тяжести, лежавшей на моём сердце.
-Старость сокрушает меня. Чем ближе смерть, тем труднее разрушать. Отпусти меня!!!
-Старость? Разве детям бессмертных не даруется больший век, чем сынам человеческим? - он улыбнулся мне с сочувствием.
-Значит, душа моя не столь прочна, как тело, - прошептал я. - Я утомился от жизни! Разреши мне умереть!
-И кому из сыновей ты передашь скипетр и корону? - в голосе отца послышалась ирония.
Я вспомнил своих отпрысков и грустно усмехнулся. Любимый сын, Андрогей, был прямодушен и благороден, но не обладал изворотливостью ума и жестокосердием, необходимыми царю. Первенец Эвксанфий не получил моего долголетия и умер, исполненный годами, от старости. Да и вряд ли дети Пасифаи потерпели бы над собой рожденного наложницей. Сыновья Парии оказались не людского рода. Неистовые гиганты, они имеют свою судьбу. Тот, кого я по праву первородства прочил в наследники, Катрей - жесток и равнодушен даже к своим детям. Мне он не по душе. Девкалион - этот еще более подобен парусу - ни твердости, ни верности ему не досталось. При первой же беде от отвернется он Зевса. Несгибаемый Главк ещё в юности посвятил себя Посейдону и вряд ли изменит ему, даже под угрозой смерти. Хотя, будь он на стороне Зевса, мне не пришлось бы ломать голову, кто будет продолжателем отцовского дела.
-Жаль, что Ариадна - не сын... - пробормотал я.
-Вот именно. На Крите от веку власть передавалась женщинам и женщинами. Ты должен сломать и этот обычай. Такова твоя судьба - ты послан в этот мир, чтобы уничтожить мерзкие обряды и человеческие жертвы. ЭТО ТВОЙ ДОЛГ, Минос. И доколе не доведено дело до конца - не знать тебе успокоения и смерти. Но не тревожься. К тому времени, как парки обрежут нить твоей жизни, можно будет смело отдать власть Катрею.
Отец загадочно улыбнулся и повелительно махнул рукой:
-Ступай, сын мой. Моя любовь всегда с тобой. И царствование твоё благословенно.
-Я исполню волю твою, отец, - прошептал я. - Исполню, чего бы мне это ни стоило.
Зевс взъерошил мои волосы, погладил по щеке. Раньше его ласка была для меня подобна амброзии, дарующей юность и силы. Но сейчас горькие мысли, терзавшие мою печень, не утихли. Однако, отец прав. Я получил корону и должен довести своё дело до конца.
Отец поднялся, обнял меня на прощание и исчез. Золотистое сияние медленно померкло, и я снова очутился в холодной, сырой пещере.
Поднялся и молча побрел прочь, не глядя под ноги, почти мечтая сорваться в пропасть. Но Зевсу я действительно был нужен, и мне удалось без помех выйти на поверхность, где порядком озябшие спутники ждали меня.
Такова моя судьба - вечно идти в бой. Я уже разучился радоваться победам. Забыл, как можно жить, наслаждаясь миром и покоем. И только борьба все еще приносит мне исполненную горечи радость.
Вернувшись в Кносс, я объявил, что отныне и во веки веков в царстве моем запрещаются бычьи игры в честь Посейдона.
Ни ропот придворных, ни угрозы жриц, ни даже явление из моря огромного белоснежного быка не смогли поколебать мою решимость.
Минотавр. Минос-Тавр. (Кносс. Первый год восемнадцатого девятилетия правления царя Миноса, сына Зевса. Созвездие Овна)
Опять этот сон.
Я иду по причудливому храму. В этом здании нет залов - одни бесконечные, запутанные переходы, на стенах которых изображено непрерывное шествие мужчин, женщин, стариков и детей в скорбных одеяниях. Они бредут в край, откуда нет возврата.
В отличие от них, я твердо знаю путь и нахожу в путанице переходов главный - похожий на свернувшуюся спиралью змею. По нему можно выбраться обратно. Наконец я достигаю цели и вижу единственную огромную залу, освещенную факелами. Медные лабрисы тускло поблескивают на ее синих стенах. В центре высится алтарь из черного камня. Я подхожу к нему и, опустившись на колени, взываю к отцу своему Зевсу.