Пасифая попыталась успокоить меня, убедить собравшихся, что горе помрачило мой рассудок. Но я уже приучил своих воинов слушаться только моих приказов. И они подчинились. Полиэйдоса увели. Я хорошо помню, как спокойно шел он, прижимая к груди тело Главка, и за ним оставался след из капель меда. Пасифая обняла меня за плечи и, нежно уговаривая, подтолкнула к выходу. Кажется, это был единственный раз, когда я пробыл в её спальне до рассвета. Искреннее участие жены пробудило во мне такое желание, что попытки Пасифаи напомнить о трауре не возымели никакого действия. Я твердил, что Главк жив, и настаивал на своем, пока Пасифая не уступила моим домогательствам. Может, потому у Андрогея такой необычный для нашей семьи нрав, что он был зачат в этом безумном порыве?
А наутро перепуганные стражники привели ко мне воскресшего Главка - как обычно непоседливого и румяного, и Полиэйдоса. Вот уж кто выглядел настоящим покойником. Он вяло говорил что-то про траву, которую принесла змея, чтобы оживить убитую подругу. А к вымазанной засохшим медом тунике пристал совершенно черный песок. Я ни минуты не сомневался, что Асклепий ходил в Аид.
На следующий день я с пышной свитой прибыл в его дом: привез вознаграждение. Жил врачеватель недалеко от Кносса.
Работник, возившийся в огороде, заметив мой паланкин и процессию разряженных придворных с громадным Итти-Нергалом во главе, потрясенно вскрикнул и помчался предупредить хозяев. Когда мы приблизились, нас уже встречала высокая, молодая и красивая женщина. Судя по всему - жена врачевателя. Вот она-то казалась истинной дочерью Аполлона, в отличие от её страшноватого мужа. Я выбрался из паланкина и, велев свите ждать снаружи, приблизился к ней.
-Я хочу видеть жреца Полиэйдоса, аргосца. Ты, наверное, его жена? Эпиона, если мне не изменяет память?
-Да, царь Минос, - она плавно, с достоинством поклонилась - Меня действительно зовут Эпиона. Хотя не знаю, где довелось тебе, богоравный владыка, слышать мое скромное имя. Мой муж спит. Но я разбужу его.
Отец говорил мне, что этот сын Аполлона, в отличие от своего отца, далеко не любвеобилен и за всю свою жизнь разделил ложе лишь с собственной женой. Теперь, увидев ее, я понял, почему. Никогда не видел таких красавиц! Пушистые, медового цвета волосы и глаза, как звезды в безлунную ночь. Высокая, полногрудая, с крутыми бедрами и крепкой спиной, она походила на большую и сильную рыбу, сверкающую чешуей, и на теплое, весеннее солнце. При одном взгляде на неё душу наполняло ощущение умиротворенного блаженства. Если нрав этой красавицы столь же благороден, как облик, то передо мной стояла совершеннейшая из жен.
Эпиона скрылась в доме. Из-за двери тотчас выглянули две девчоночьи мордашки и с любопытством уставились на меня. Я поманил детишек. Они смело приблизились. У старшей за спиной был привязан малыш. Девочки вежливо поздоровались.
-Я - Панакея, почтенный гость, - учтиво, но без подобострастия представилась старшая и указала на сестру: - Это Гигея. А это (она кивнула на малютку) - Эгла.
Дочери Полиэйдоса внешне походили на ахеянок: рослые, светловолосые. Косички девочек сверкали на полуденном солнце, как золото. Но держались они вольно, скорее, как критянки.
-Ты, наверное, больной? - поинтересовалась Панакея, - Что у тебя болит?
-А ты - врачеватель? - засмеялся я.
-Отец учит меня и сестру своему искусству. Он очень хороший лекарь. А его учил наш дедушка, сам Аполлон. - И спохватилась: - Не стой во дворе. Пойдем в дом.
Гигея, подчиняясь сестре, взяла меня за руку и потянула ко входу.
Жил сын Аполлона небогато. Глинобитный пол, низкие сидения вдоль стен, глиняная посуда. Совершенная чистота. И ощущение покоя.
-Вставай сейчас же! Сам царь явился, и при нём свита, - доносилось из соседней комнаты.
Полиэйдос что-то промычал спросонок.
-Что ты делал в его дворце?! - заворчала Эпиона, и в голосе её послышалась тревога. - Ну, конечно, опять! Как я могла не догадаться, что тебя принесли в паланкине не потому, что хотели оказать честь, а потому, что ты не мог идти! Ну ты же клялся мне, что больше никогда этого не будет!
-Перестань, - пробормотал Асклепий, и я про себя отметил, что он мастерски умел приказывать царям, но не собственной жене. - Всё же обошлось.
-Прошлый раз обошлось, сейчас обошлось! Ты вдовой хочешь меня оставить, а детей - сиротами! Да как только тебе самому не противно?! А, да что с тобой спорить!!!
Никогда не слышал, чтобы женское ворчание звучало так ласково. Меня не обманешь. Эта красавица любила своего страховидного мужа.