10 марта
Для временного содержания Раймундо Сальгадо агентство ДИА использовало камеру предварительного заключения в здании местного отделения ФБР, расположенного в самом центре Нэшвилла.
Через неделю процедура его допросов закончится, и он будет отправлен в столичный округ Колумбия. Мне нужно было поговорить с ним, пока его не увезли отсюда.
Его задержание вызвало не такую уж большую шумиху, как я предполагала. Пока мне никто не выкручивал руки, а симпатии общественного мнения были полностью на моей стороне. Да и Американский союз борьбы за гражданские свободы пока не решался обвинять меня во всех смертных грехах. Но я хорошо знала, что все это могло очень быстро закончиться.
Дежурные офицеры пропустили меня в здание. Там я сдала оружие и металлический зажим для папки с бумагами.
— Вам нужно спуститься вниз, в камеру, — сказал один из сотрудников. — У нас там нет специальной гостевой комнаты. Харолд проводит вас туда.
Молодой Харолд был крайне немногословен, но предупредил, чтобы я не приближалась к решетке слишком близко.
— Пока он ведет себя нормально, но я обязан предупредить вас. Это вполне стандартное требование. Мы очень не хотим, чтобы заключенный схватил вас за шею и использовал в качестве живого щита.
Когда я спустилась вниз, Раймундо занимался физическими упражнениями. На его крошечном столике лежала книга Филиппа Рота «Субботний театр». Не знаю, почему это так заинтересовало меня.
Он был очень удивлен, увидев меня перед решеткой камеры, и, широко улыбнувшись, быстро вскочил на ноги. Серая майка не могла скрыть его крепкого тела. По всей видимости, регулярные физические упражнения пошли ему на пользу. Я вспомнила, что когда он работал под непосредственным руководством Текуна, то производил гораздо более устрашающее впечатление. Правда, лицом к лицу я впервые столкнулась с ним во время своего неожиданного вторжения в его лабораторию. Тогда он тоже улыбался, явно не опасаясь за свое будущее. Вот и сейчас он уперся обеими руками в решетку и смотрел на меня с ехидной ухмылкой. Это был довольно красивый парень из Гуанахуато, который когда-то занимался там тяжелой атлетикой. К тому же он был на целую голову выше меня.
— Сеньора Чакон. Как поживаете?
— Прекрасно, Раймундо.
— Я вижу, ваше имя не сходит со страниц местных газет. — Он еще шире улыбнулся. — Похоже, я хорошо сделал, что поспешил быстро поднять руки вверх. Не хотел бы оказаться в стане ваших врагов.
Мой скоропалительный визит в Миссисипи попал на страницы газет на следующий день после того, как статья обо мне оказалась на столе Раймундо. Маккейб был прав: я глубоко сожалела о том, что не связалась со Степлтоном раньше и не дала ему интервью по поводу завершения дела маньяка. Но как же этот Степлтон нашел Дарлу в Мемфисе? Вероятно, она сама обратилась к нему. Ее заявление для прессы опорочило меня. В двух номерах газеты «Камберленд джорнал» меня из отчаянного борца с распространением наркотиков превратили в необузданного в своей жестокости полицейского. Но вряд ли стоит винить в этом одну только Дарлу.
— Раймундо, я ищу Текуна.
— Правда? — Он уселся на деревянный стул рядом со своим столиком, закурил длинную коричневую сигарету и небрежно швырнул пачку на книгу Рота. После этого долго изучал меня немигающим взглядом. — А зачем он вам нужен?
— Он должен кое за что ответить.
— За что, например?
— Например, за тот метамфетамин, который вы производили в своей лаборатории.
— Вы должны знать, что я не стану делать на этот счет никаких заявлений. Более того, я очень удивлен тем, что вы не прихватили с собой моего адвоката, который напомнил бы вам о моих правах. И еще одно, — он посмотрел на стоявшего у двери Харолда, — как только агентство ДИА схватит вас за задницу, вам не поздоровится.
Харолд не слышал этих слов, так как увлеченно слушал что-то в наушниках. Федеральные агенты почему-то никогда не расставались с наушниками и микрофонами, а иногда казалось, что они ходят с ними даже в туалет.
— Значит, во всех своих бедах вы обвиняете агентство ДИА? — спросила я. — Говорите о нарушении ваших прав?
— А вы во всем обвиняете мистера Текуна Умана, в особенности в том, что по его вине ваш сын был отравлен наркотиками. Разве это не преувеличенное чувство мести?