— Я вешаю трубку, потому что это невозможно.
— Это экзистенционально невозможно, ты чертовски прав. Но мне неприятно тебе это говорить, приятель, экзистенциализм — это философия без члена.
Гнев овладел писателем.
— Я спрошу тебя ещё раз... Кто ты такой?
— Господи, чувак. А ты действительно писатель?
— Конечно!
— И ты закончил Йельский факультет английской литературы?
— Это какой-то бред, этого всего не может быть, я вешаю трубку, — сообщил он фантомному голосу. Но линия оказалась отключена.
Писатель остался стоять с трубкой телефона возле уха. Успокойся, сказал он себе. Это всего лишь алкогольная галлюцинация, ничего больше. Я просто вернусь в свою комнату и лягу спать. Там нет никакого двойника и метафорического близнеца. Это просто стресс и алкоголь сыграли со мной злую шутку.
Стук-стук-стук-стук-стук!
Он услышал странный звук и вышел из оцепенения. Звук был похож на такой, как будто кто-то бил в металлическую дверь. Он повернул голову на шум.
Стук-стук-стук-стук-стук.
Стук исходил из старого прицепа Гравий хрустел под его ногами, когда он шёл к единственной машине на парковке. Вероятно, ещё одна галлюцинация, делал он выводы, но он почти обмочился от страха, когда подошёл к двери прицепа. Там явно кто-то пинал дверь и кричал с кляпом во рту...
Он обернулся на звук быстрых шагов, приближающихся к нему. Это был Луд с улыбкой на лице.
— Вот ты где. А я тебя обыскался уже, сынок. Представляешь, мои бургеры ещё не готовы.
— Сэр! — Крикнул писатель. — Мне кажется, там кто-то есть! И явно против своей воли!
Старик усмехнулся.
— Сынок, ты слишком много смотришь телевизор, это мой прицеп, и я тебя уверяю, в нём нет никого, кроме козла Билли, которого я везу свой сестре в Крисфилд.
С сердца писателя словно груз упал.
— Фуф, думаю, я перебрал, мне показалось, что я слышал там человека.
— Посмотри сам, сынок, я тебе покажу, — а затем Луд достал фонарик и открыл дверь.
Писатель не почувствовал удара...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:
ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ
Дикки и Боллз вернулись из рейса к Клайду Нэйлу около 10 вечера той же ночью. Они возвращались из Кентукки довольные и счастливые, но их хорошее настроение было вызвано не тем, что они заработали большую кучу денег за рейс, а тем, что они знали, что завтра в это же время они раздобудут столько разного добра в доме Крафтера, что им вообще уже не придётся никогда работать. У них не было возможности узнать, что самая главная актуализация их жизни вот-вот произойдёт на самом деле, они даже не знали, что такое актуализация. Они ненадолго остановились у дома Дикки попить пива, а потом вернулись на дорогу. Это была ночь полной луны, цветущей над их головами. Лунный свет покрыл мокрой пылью извилистый асфальт, как при раннем морозе. В конце концов, Дикки нарушил тишину, когда Эль Камино понеслась вперёд.
— Как думаешь, во сколько нам лучше заявиться к Крафтеру?
— Я думаю, луше всего будет в полночь, — сказал Боллз, — мне нравится это время. Ведьмин час.
— Уже десять, чем займёмся следующие два часа?
Боллз потер руки друг о друга.
— Может, опрокинем пару пива в перекрёстке? Что скажешь на это, Дикки?
Дикки кивнул и продолжил путь дальше. Для него это звучало круто.
— А почему бы и нет? После перевозки незаконных алкогольных жидкостей через границу штата и расправой над невинной девушкой... Было самое время для Миллера.
Внимательные читатели, вероятно, помнят Иду — несчастную и беременную девушку с харч-вечеринки Клайда Нэйла, и им, вероятно, будет интересно, что же с ней случилось в конце-то концов (хотя и менее внимательные читатели или, скажем так, читатели, которые не очень-то и сильно вникают в запутанную структуру повествования, их, возможно, тоже волнует, что же с ней случилось дальше), но, как я уже написал раньше, бедную Иду утащил голую и почти в бессознательном состоянии Боллз в лес, до того, как он с Дикки поехал отвозить груз в Кентукки. В конце концов, она назвала Боллза мудаком, и это было чертовски неосмотрительно с её стороны так называть его. Таким образом Дикки съехал с дороги в лес, который здесь был повсюду. Боллз не терял времени зря и сковал руки Иды пластиковыми наручниками за ближайшем деревом, а её ноги он приковал ими же к колышкам от палатки, тем самым разлвинув её ноги в разные стороны. Обнаженная девушка была теперь потрясающим зрелищем для любого практикующегося социопата; белая блестящая кожа под каплями холодного пота, чёрные лобковые волосы, торчащие из-под пятимесячного беременного живота. Боллз ещё раз присосался к каждой груди, наслаждаясь вкусом молока с оттенком самогона.