Весна, лето, осень, зима… Зима, весна, лето, осень… Наши роты не сидят на месте. Мы исправляем и ремонтируем пути, предупреждаем разрушение мостов и путевых труб паводками, прокладываем новые ветки. И все время учимся, учимся, учимся.
Вблизи городов и сел находят большое количество зарывшихся в землю, неразорвавшихся бомб и снарядов. Моей подрывной команде дел хватает: осторожно откапываем губительные находки, отвозим в безлюдные места и уничтожаем.
Я пользуюсь каждым случаем, чтобы исследовать устройство взрывателей. Делаю первые опыты по выплавлению взрывчатки из бомб и снарядов и убеждаюсь, что это вполне безопасное и выгодное мероприятие. А нужда в тринитротолуоле очень велика. Особенно весной, когда нужно, подрывать ледяные заторы, угрожающие железнодорожным мостам.
Уже в ту пору я впервые задумался над созданием портативных мин для подрыва вражеских эшелонов. Всякое может случиться в будущем. Наши мины должны быть простыми, удобными, надежными, а взрыватели к ним — безотказными…
Еще в годы гражданской войны мне довелось познакомиться с устройством громоздких, сложных противопоездных мин замедленного действия, которые называли тогда «адскими машинами». В 9-м инженерном батальоне было несколько таких мин. Саперы поставили только одну из них на участке Батайск — Ростов. Остальные впустую провозили всю гражданскую войну в обозе… Нет, не такие неуклюжие махины нужны Красной Армии!
Я начинаю регулярно читать военные журналы, изучаю минноподрывное дело, жадно пополняю знания и опыт, полученные на войне и в школе. С таким же упорством грызут гранит науки мои товарищи. Учится вся Рабоче-Крестьянская Красная Армия.
Быстро улучшается жизнь в стране. Успешно возрождается разрушенное двумя войнами хозяйство. Начался новый, 1924 год. Политика большевиков торжествует. И вдруг тяжелое горе обрушивается на партию, на народ. Морозным январским днем приходит весть, в которую страшно поверить: не стало Владимира Ильича Ленина.
Безутешно рыдают гудки всех паровозов и заводов. Люди застывают на улицах там, где застигло их горе. Страна в трауре.
Я неподвижно стою среди своих бойцов, держа в руке шлем. Нет слов. Мы не стыдимся слез. Что будет с партией, страной, народом? — этот вопрос в глазах у каждого.
И как бы в ответ на него — ленинский призыв в партию.
Ты хочешь, чтобы дело Ленина не умерло, чтобы оно жило, чтобы идеи ленинизма преобразили мир? Стань в ряды коммунистов! Всем, чем можешь, послужи партии, отдай ей свои силы. Пусть они невелики, но таких, как ты, — миллионы, и, значит, ваша воля и сила неодолимы!..
Я все еще был кандидатом в члены РКП(б). И так же, как тысячи других, подал в те дни заявление о приеме в члены партии.
Прошло более сорока лет. Но я не забыл волнения, пережитого в те минуты, когда стоял под строгими, оценивающими взглядами коммунистов полка.
Не забуду его и до последнего часа,
СЕКРЕТНАЯ КОМАНДИРОВКА
— Илья, к комиссару! Срочно!
— Не слыхал зачем?
Мой полковой приятель, командир соседней роты, Петр Павлович Монахов пожимает плечами, а я вздыхаю. Комиссар полка Николай Георгиевич Десяткин знает, что я неважный докладчик, и старается приучить меня к выступлениям перед аудиторией. Наверное, и на этот раз поручит делать доклад. Ну что ж? Сделаю, конечно… Только вот слушателей жаль.
— Разрешите, товарищ комиссар?..
Десяткин поднимается навстречу, пожимает руку, указывает на стул. Молчит, глядя мне в глаза.
Нет! Здесь не доклад. Здесь что-то другое.
— О нашем разговоре не должен знать никто, — предупреждает он. — Из штаба округа поступило приказание выделить опытного командира-подрывника для выполнения специального задания. Мы с командиром полка решили рекомендовать вас…
Через час после разговора с Десяткиным я уже запираю замки чемодана.
— Далеко, Илья?
— В округ. Опять какие-то курсы…
Хорошо, что один из замков капризничает, и можно не глядеть в лицо Петру Монахову. Хоть он мне и друг, но и с ним я не имею права откровенничать. Служба.
На вокзал ухожу один. Дощатый настил перрона блестит от дождя. Сентябрьское небо хмуро нависло над самой головой. Ветрено. Зябко. Скорей бы подавали состав… Кажется, я не очень удачно придумал с курсами. Только в позапрошлом, двадцать четвертом, году ездил на переподготовку в Ленинград. Впрочем, слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Но что ждет меня в специальной, совершенно секретной командировке?..