Мерфин слегка смутился, но ответил:
– Труднее всего будет найти дерево. Нужны очень длинные стволы, хорошо просушенные. Дальше начнется установка быков на дне реки. Это не так-то просто, потому что работать придется в проточной воде. Потом плотницкие работы. Может быть, к Рождеству справимся.
– Ты ведь не можешь обещать, что Кароли изменят свое решение, если мы построим новый мост, – заметил Антоний.
– Они изменят, – с силой сказал Эдмунд. – Это я обещаю.
– Все равно не могу помочь, у меня нет денег.
– Ты не можешь не построить мост! – крикнул суконщик. – Иначе разоришься сам и погубишь весь город.
– Хватит споров, брат. Я даже не знаю, где найти средства для восстановительных работ в южном приделе.
– Так что же ты собираешься делать?
– Положусь на Господа.
– Пожинает плоды тот, кто полагается на Господа и сеет. А ты не сеешь.
Антоний явно разозлился.
– Я знаю, тебе трудно это понять, Эдмунд, но Кингсбриджское аббатство не купеческая лавка. Мы славим Бога, а не зарабатываем деньги.
– Тебе недолго останется славить Бога, если кушать будет нечего.
– Господь не попустит.
Красное лицо олдермена побагровело от гнева, сделалось даже отчасти лиловым.
– Когда ты был маленьким, дело нашего отца кормило тебя и одевало, обеспечивало средствами на учебу. Когда ты подался в монахи, твоими кормильцами стали жители этого города и окрестные крестьяне, которые несут повинности, платят десятину, налоги на рыночные лотки, мостовщину и невесть еще какие подати. Всю жизнь ты жил, как блоха, на спинах тружеников. А теперь у тебя хватает духу говорить нам, что Господь все устроит.
– Не забывайся, брат, ты близок к святотатству.
– Это ты не забывай, что я знаю тебя с рождения, Антоний. Ты всегда обладал особым даром увиливать от труда. – Эдмунд, столь часто срывавшийся на крик, теперь говорил очень тихо. Керис знала: это верный знак того, что отец в бешенстве. – Когда требовалось выгребать отхожее место, ты шел спать, чтобы отдохнуть перед учебой. Дар нашего отца Богу! У тебя всегда было все лучшее, хоть ты и пальцем не пошевелил ради этого. Сытная еда, теплая комната, лучшая одежда – я был единственным мальчишкой, который донашивал вещи младшего брата!
– А ты до сих пор мне этого не простил.
Керис увидела долгожданную возможность остановить ссору.
– Послушайте, наверняка же есть какое-то решение. – Оба брата уставились на нее, пораженные тем, что она позволила себе их перебить. – Скажем, мост могут построить горожане.
– Глупость какая, – отозвался Антоний. – Город принадлежит аббатству. Слуга не благоустраивает дом хозяина.
– Но если они попросят вашего разрешения, у вас нет причин отказать.
Приор возразил не сразу, и Керис было воспрянула духом, но Эдмунд покачал головой.
– Не думаю, что смогу убедить горожан вложить деньги. В конечном счете новый мост, конечно, в их интересах, но люди очень неохотно думают наперед, когда им предлагают расстаться с деньгами.
– Ага! – вскричал Антоний. – А меня-то ты призываешь думать наперед.
– Ты ведь у нас имеешь дело с вечной жизнью. Как никто другой, ты обязан уметь смотреть не только на неделю вперед. Кроме того, с каждого, кто пересекает мост, аббатство получает пенни. Ты вернешь свои деньги, а когда ярмарка оживет, даже получишь прибыль.
– Дядя Антоний ведает духовными делами, поэтому, наверное, считает, что это не его дело, – вставила Керис.
– Но он хозяин города! – отрезал Эдмунд. – Только он может это сделать! – Тут суконщик спохватился, сообразив, что дочь не стала бы возражать ему без причины. – А ты, собственно, что задумала?
– Допустим, горожане оплатят строительство моста, а мостовщина пойдет на оплату займа?
Олдермен открыл рот, но не нашел, что ответить.
Керис посмотрела на Антония.
– Когда аббатство возникло, – изрек приор, – единственным источником его доходов был мост. Я не могу отказаться от этих денег.
– Но подумайте, сколько вы получите, если шерстяная ярмарка и воскресный рынок начнут возрождаться! Это ведь не только мостовщина, но и налоги с лотков, и доля с каждой сделки, заключенной на ярмарке, и пожертвования собору.
– А еще продажа твоих же товаров – шерсти, зерна, кожи, книг, статуй святых… – добавил Эдмунд.
– Ты все подстроил! – Антоний устремил обвиняющий перст в сторону брата. – Ты подучил дочь, что нужно говорить, и вон того парня уболтал. Сам он ни за что не выдумал бы этакую хитрость, а твоя дочь всего лишь женщина. Да, это твоих рук дело. Обычный заговор, чтобы лишить меня мостовщины. Что ж, он провалился. Слава богу, я не дурак!