— И что это значит? — тихо сказала я, чтобы не привлекать внимание ребят.
«Такота-дота, вы же хотели знать, что такое миры богов, поэтому я привела вам отрывок из трактата смертных», — последовал ответ.
Мой переводчик говорил о себе в женском роде, но по голосу я бы приняла её за мужчину. Эдакое бархатистое глубокое контральто, причём необыкновенной красоты. Аж завидки берут. Отчего-то мне сразу же вспомнился мир индийских богов и то, как я пела Шиве. По-моему, у меня неплохо получалось. Удивительно, что после этого я снова утеряла голос и слух и сейчас, когда чего-нибудь напеваю по ходу дела, окружающие морщатся, а Дашка, мелкий поросёнок, вообще берёт и затыкает уши.
— Случаем, это не индийский трактат? — поинтересовалась я.
«Да, это «Шри́мад-Бха́гаватам», священные индийские писания», — ответила переводчица.
Хм! Похоже, мир индийских богов всучил мне не только Дэви и Майю.
— Ир, ты с кем разговариваешь? — с любопытством вопросила Дашка, чьё служебное рвение иссякло, и она снова уцепилась за мою ладонь.
— Да так, веду беседы сама с собой, — я щёлкнула девчонку по носу. — Вот, думаю, некоторые любопытные Варвары совсем обленились и воображают, что раз они попали в сказку, то им не нужно учиться.
— Какая нафиг сказка? Да меня уже так исколошматили на занятиях, что скоро я превращусь в один большой синяк! — возмутилась Дашка и попробовала от меня слинять. — Ир, ну ты что? Всерьёз что ли? — заныла она, когда ей не удалось вырваться.
— Иванова, прекрати дёргаться! — напустив на себя строгий вид, я поправила воображаемые очки. — Итак, начнём с математики. Живо отвечай: сколько будет десять в квадрате?
— Я тебе не калькулятор! — буркнула девчонка и насупившись, посмотрела на меня.
— Сто, — неохотно выдала она.
— Молодец! А квадратный корень из шестисот двадцати пяти?
— Не знаю!
Я оглянулась.
— Смолянский, отвечай!
— Двадцать пять, Ирина Феликсовна, — бодро произнёс Эдик и ткнул в направлении одной из неприметных улочек, мимо которой мы уже прошли. — Вообще-то, нам туда. Если мы дальше продолжим заниматься математикой, то вряд ли скоро доберёмся до князя Фонга. Если вообще доберёмся. Кстати, с чего вдруг математика? Ир, это же не твой предмет.
— Бездельники! — проворчала я. — Математика, она и у богов математика. Между прочим, я случайно стала русичкой. Когда поступала в институт, на математический факультет было очень мало бюджетных мест.
— А-а-а! — хором сказали Эдик с Дашкой и расхохотались.
Вот ведь! И чего такого смешного они нашли в моих словах? Впрочем, мелкие ржут по поводу и без повода.
И тут, поравнявшись со мной, Эдик приобнял меня за плечи и с улыбкой проговорил:
— Восемь. Четверо сзади, четверо впереди. Думаю, нападут, когда пойдём вдоль глухих заборов.
— Эй, Смолянский! Ты что себе позволяешь? — строго сказала я и, стараясь не вертеть головой, быстро глянула по сторонам.
Чёрт! Мой феникс прав, мы в ловушке. Ну а когда перед нами появилась Алконост со своими паладинами, стало ясно, что наши дела хуже некуда.
____________________________________
[1] Песенка из фильма «Обыкновенное чудо».
[2] Древняя китайская легенда, ставшая популярной и в Японии, гласит, что отважный карп Кои не побоялся подняться вверх по струям водопада к Вратам Дракона, и, в награду за этот подвиг, был превращен в дракона.
[3] Анантадева - Ананта Шеша – форма Бога в образе змея Шеши, в которой он пребывает на дне нашей вселенной. Из книги Шримад Бхагаватам 5.2 Бхактиведанта Свами Прабхупада.
[4] Бхагавата-Пурана 6.16.36-37
ГЛАВА 17
Глава семнадцатая
Мрачный и грязный Харон. Клочковатой седой бородою
Всё лицо обросло — лишь глаза горят неподвижно,
Плащ на плечах завязан узлом и висит безобразно.
Гонит он лодку шестом и правит сам парусами,
Мёртвых на утлом чёлне через тёмный поток перевозит.
Бог уже стар, но хранит он и в старости бодрую силу[1].
При виде сестры в Алконост вспыхнула злобная ревность. «Мерзавка! Смертная тварь, что посмела украсть мой облик и любовь Лотико!» — с ненавистью подумала она.
Даже сейчас, когда Сирин осознавала, что ей пришёл конец, на её лице не было страха, лишь собранность и холодная решимость стоять до конца. Видя это, Алконост горела желанием не столько убить сестру, сколько растоптать её достоинство, заставить ползать у своих ног с мольбой о пощаде. При этом она понимала, что ей не под силу сломить её дух. Оттого ей ещё сильней хотелось вонзить ногти в это лицо, прекрасное в своём совершенстве, и рвать его до тех пор, пока оно не превратится в кровоточащую маску.