Я вложила в эти слова всю свою беспомощность, сдобрила их растерянностью и толикой робкой надежды, но Борк не поддался.
— Там не только сканер, — он медленно вздохнул и покачал головой. — Там кругом чтецы. То, что вы носите — противозаконно. И если это всплывет, будут проблемы.
Тем не менее, он помедлил с ответом, а в глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление — уже небольшая победа с моей стороны.
В который раз за последние дни мне приходилось расставаться с блокатором. Раньше я носила его постоянно, теперь же только и слышу — сними! Он даже стал легче расстегиваться — всего одно прикосновение, и уже лежит в руке. Я не стану больше рисковать. Вчера ночью я решилась ослушаться, и обычный процесс чтения превратился в опасные для жизни игры.
— И что теперь с ним делать? — я помахала сережкой перед носом Борка. — И положить-то некуда.
— Дайте мне. У меня он будет в безопасности.
Еще чего! Я даже отшатнулась, настолько мне не понравилась эта идея.
Блокатор был одной из немногих вещей, которые остались со мной после побега. Остались от Никеля. Он никогда не баловал меня подарками, цветами и прочей ерундой, столь милой девичьему сердцу, но, когда первый пыл узнавания прошел, и мы стали уставать от его дара и искр — когда каждое случайное прикосновение оборачивалось ментальным погружением, — и когда мне снова захотелось больше воздуха, свободы и умения скрывать мысли, Ник сделал этот блокатор.
И он обошелся ему дорого: я не знала точных цифр, но могла предположить, что по стоимости он соизмерим с чем-то вроде дома на Верхнем уровне.
— Я отдам его сразу, как только смогу. Обещаю.
Почему-то, я поверила Борку. Невероятно, но он сумел завоевать мое доверие раз и навсегда. Помявшись, я все-таки протянула ему блокатор, с тоской наблюдая, как он прячет его в один из множества незаметных карманов, обнаружившихся с внутренней стороны куртки.
"Пуля" начала замедлять ход.
— Вам придется выйти здесь, а я проеду чуть дальше, до служебного входа. Встретимся в холле.
Еще одна плохая новость. Я ничего не ответила, мрачно глядя прямо перед собой. Мне придется идти по "белому коридору" одной — ничего более ужасного я и представить себе не могла. Если Никель ставил перед собой задачу втоптать меня в землю, наказать — за уход, за беспорядок в спальне, за что-то плохое, найденное в моей голове; то ему это удалось. Одна, без блокатора, я выползу в холл дрожащим, разбитым комком страха и нервов. Если выползу вообще.
"Пуля" остановилась, и дверь капсулы открылась как раз напротив крохотной пустой комнатки — тамбура. Ни мебели, ни интерьера, ни встречающих, только еще одна дверь, ведущая дальше.
Я поднялась на ноги, и одновременно со мной поднялся кто-то еще: Тимериус. Я снова забыла про него!
Значит, я буду не совсем одна. Эта мысль принесла некоторое облегчение.
Непрозрачная стеклянная дверь плавно отгородила нас от тоннеля, из которого чуть позже донесся чуть слышный гул отъезжающего поезда, почти сразу же сменившийся неестественной тишиной, так не свойственной прибытию поезда на станцию. Наш тамбур, как и все остальные, был очень невелик и рассчитан как раз на то, чтобы вместить от одного до четырех человек. Напротив каждой капсулы располагался отдельный тамбур, так что я понятия не имела, кто еще сошел с поезда.
Впереди лежала самая неприятная часть маршрута: сканируемый коридор. В нем не был металлоискателей или охранников — лишь прототип искусственного разума, выполняющий все эти функции и проверяющий самую сложную и правдивую функцию человеческого организма — мышление.
Тимериус толкнул дверь и первым ступил в светлый, идеально прямой коридор. Счастливым он не выглядел, но при этом не испытывал видимых неудобств и почти сразу же перешел на быстрый шаг. Напротив заманчиво чернело темное пятно, выход в холл. Отсюда он казался не таким уж далеким: метров пятьдесят, не больше. Я тоже прибавила шаг: вдруг, получится быстрее достигнуть выхода?
Не получится.
Атлант уверенно шел вперед, но я все больше отставала. Шаги, сперва быстрые, становились все более медленными и неохотными. Мне захотелось позвать Тимериуса, но язык прирос к нёбу. Я почувствовала, как во мне просыпается гнев, на мгновение вытеснивший страх. Ненавижу Никеля за то, что он таскает меня туда-сюда, как марионетку! Ненавижу эти коридоры!
Обманчиво пустые. Звук шагов тонет в бархатной тишине, каждое произнесенное слово стремительно гасится, только усиливая впечатление постоянной прослушки. Колючий яркий свет пронзает насквозь, как рентгеновские лучи, заставляя чувствовать себя беспомощной, голой, с выставленными напоказ эмоциями и мыслями…