Остальные - все люди других империй и федераций - конечно, были обречены с момента их рождения. Только люди Аркона могли быть спасены, но для чего спасены, этого не знала даже Делла. Лучший мир с лучшими зданиями, где не нужно добывать пищу и работать. В это верят низшие классы.
- А вы? Контролеры?
Она состроила недовольную гримасу.
- Некоторые Контролеры - Саймон один из них - не верят больше ни во что. Когда ты умираешь, ты мертв, говорят они.
- И это, к тому же, вполне разумная и гигиеническая вера, - сказал, входя, Саймон. Его морщинистое лицо светилось от новостей. - Мы называем это Научный Рационализм. Он вытеснит мистическую веру наших предков, и от этого мы не станем ничуть хуже или менее благородней!
- Ну, я не знаю, - сказала Делла. Ее родители были строги в соблюдении деталей ритуала, в должном вознесении хвалы и благодарностей Бессмертному, в точном соблюдении всех Дат. - За этим миром, который мы знаем, должен быть еще какой-то смысл и разум.
- Что ж, если он и есть, ему придется подождать, - сказал Саймон резко. Стэд, оденься как можно аккуратнее, тщательно выбрейся, чуть-чуть одеколона, чистые ногти. Ты еще во многом школьник с грязной шеей. Капитан призывает тебя сегодня после обеда!
Приготовления прошли в суматохе. Он не мог даже предполагать, чего ожидать ему и чего ожидали от него. Все его попытки вытянуть что-нибудь из Деллы или Саймона натыкались на молчание, веселое, терпеливое молчание, проявлявшее их научное образование. Он даже попытался выкачать что-нибудь из Карджила, но был встречен молчанием еще более суровым, более военным, менее веселым.
Ярко окрашенный электромобиль, украшенный личной эмблемой Капитана вертикальный клин с двумя маленькими клинышками, свисающими вниз под углом сорок пять градусов - подъехал за ними и на скорости помчался по улицам лабиринта, вниз по рукотворным спиральным склонам, глубоко вниз и в просторное помещение, где под потоком почти невыносимо яркого света от множества электрических ламп зеленел мох.
- Здесь мы находимся в самой нижней, наиболее важной и роскошной части лабиринта, - сказал Саймон. Даже несмотря на его непроницаемую отрешенность ученого, он заметно вспыхнул от великолепия окружающей обстановки. Отвесные стены поднимались на сотню футов, и это почти - почти, но не совсем, как сказал Карджил, - вызывало паническое чувство отсутствия крыши, которое даже самых сильных людей может довести до полного идиотизма.
- Только Форейджеры, кажется, способны отбросить на время это чувство, и даже они не могут вынести слишком много экспедиций во Внешний Мир.
Стэд читал о болезни, называемой "Чувство отсутствия крыши", в медицинских книгах и не хотел ни сейчас, ни потом испытывать ее.
Они вышли из машины и прошли между плещущимися фонтанами по направлению к овальному проходу, сквозь который блистали оранжевые и голубые электрические огни. Обстановка здесь демонстрировала все искусство, красоту и вдохновение человеческой расы в наиболее великолепных проявлениях. Контрфорсы и опоры, несущие арки, колонное великолепие здания красноречиво говорили о годах изнурительного труда, о бесконечном множестве людей, посвятивших себя этому. Здесь можно было почувствовать и увидеть, как построенные людьми сооружения сгибаются, выдерживая на научных и великих в архитектурном плане конструкциях всю тяжесть и давление мира. Здесь никогда не будет провала. Здесь никогда не обрушится потолок. Здесь человек построил себе самое безопасное, уютное, наиболее великолепное и блистательное убежище в мире.
- Моя душа согревается каждый раз, когда я вижу покои Капитана, - сказал Саймон, и его лицо тоже сияло не только от отраженного электрического света.
Они прошли через овальную дверь.
Здесь царила роскошь. Быстро, но в соответствии с этикетом, их провели через множество комнат, устланных мягкими коврами, сверкающих мириадами огней, украшенных картинами, настенными росписями и красками, которые ослепляли своим великолепием, и в конце концов почти отключали все чувства, погружая человека в неизмеримые глубины наслаждения. Бронзовые двери со стуком распахнулись перед ними, как двойной удар гонга.
За ними они смогли лишь бросить один хаотичный взгляд на огни, на массу лиц, обращенных к ним, на буйные краски одежд, на украшения, перья и блеск оружия; аромат огромной толпы Контролеров с тысячами различных нюансов поднимался перед ними; звук приглушенного шепота тысячи голосов мягко звенел у них в ушах. И вот они шли по простирающемуся вдаль пурпурному ковру к Контрольному Креслу, установленному на возвышении под царственным великолепием огней. У Стэда сжало горло от чувств.
Слуги, одетые во все белое, принесли три маленьких позолоченных стульчика и поставили их в ряд.
- Вы можете сесть, - сказал сидящий на контрольном кресле.
Послушно садясь, Стэд взглянул вверх. Аура света от сияющих огней вокруг сидящего не позволяла видеть детали, и его собственные эмоции затуманивали его взгляд. Но он видел, что Капитан был пожилым человеком с седыми волосами, с седой бородой, с суровым выражением лица. Он сидел немного наклонившись вперед, его голубые проникновенные глаза не мигая смотрели на них.
Стэд опустил глаза, чувствуя себя богохульником.
- Повторите ваш отчет, - сказал Капитан.
Саймон послушно начал рассказывать о работе, которую они проделали со Стэдом. Старик рассказывал, не пропуская ничего важного и значительного, и напряжение и величественность сцены ничуть не уменьшились. Две тысячи ушей слушали в огромном холле. Стэд сидел, уставившись на ковер под ногами. Эти вещи были слишком серьезны и недоступны его пониманию. А свет слепил его.
Наконец Саймон дошел до настоящего момента.
- После этого отчета, сэр, Стэд должен заняться, как рекомендовала ваша Команда, какой-нибудь практической работой, которая могла бы...
- Да, - сказал Капитан, и Саймон замолчал. - Мы решили, что он станет Форейджером.
Полная тишина.
Затем Делла подняла голову.
- Форейджером, сэр? Но... - Она не могла продолжать.