Мы не заметили, как закатное зарево сменилось ночным мраком, когда я посмотрел в окно, Настя уже спала крепким сном. Моя тревога окончательно растворилась в физической усталости, я просто слушал тишину. В укромном уголке посреди ночного леса я ощущал себя в другом мире, где не происходила вся эта безумная история, где не было этого человека, о котором не хотелось даже думать, где, возможно, не было никого, кроме нас.
Настя спала на белой простыне при свете лампы, чуть слышно посапывая. Ее неподвижное лицо было настолько прекрасным в этом состоянии, что можно было подумать, будто она намеренно позировала для меня. Но самым поразительным и будоражащим в тот момент для меня было представление о бескрайнем и красочном мире, который скрывался за ее закрытыми веками. В этом уникальном мире было бессчетное количество уголков для меня, и каждый был по-своему дорог. Она любила творить — ни у кого больше я не встречал такого таланта задевать чувства простыми и лаконичными рисунками, это было ее работой и ее тихой страстью — тем самым занятием, которое идет легко и с удовольствием. Она любила животных, в ее доме с раннего детства были питомцы, большие и маленькие, милые и страшные, но всегда любимые. Она могла привести больного бездомного пса домой, заботливо выходить его и найти ему хороших хозяев. Она умела шутить и смеяться над собой, любую житейскую неприятность, в которой другая девушка разрыдалась бы в панике, она принимала со здоровым смехом. Темные эмоции и прочий негатив сходили с нее, как с гуся вода. А как она танцевала…, ее пластика будоражила мои мужские струны, каждый раз выводя меня из равновесия. Вечерами она любила погружаться в книги, мои объятия в эти моменты делали ее счастье полноценным, и я был счастлив, когда физически чувствовал себя частью мира ее фантазий. Да, при всей ее практичности и приспособленности, она любила фантазировать, и не как многие девушки — о любви и семейной жизни — а, скорее, как мужчина — создавать странные гипотетические миры и смотреть на них со стороны, а иногда и погружать себя в них. Она была настоящим чудом человечности, добрым и веселым, ее Я — ее сознание было гениальным творением природы и общества, и я не мог допустить даже мысли о том, что кто-то сотрет это удивительное, выстроенное характером, воспитанием и творческим поиском, уникальное, нематериальное, но бесконечно ценное создание.
Я смотрел на нее маниакально привязанным взглядом, и это было абсолютно естественно. Как бы сильно мы ни любили своих близких, мы крайне редко осознаем всю глубину и ценность их индивидуальности. Что происходит там, под веками, мы никогда не сможем представить в полной мере, а все, что невозможно перенять, нам остается только принимать и верить, что это существует.
5. Карантин
5. КАРАНТИН
Я проснулся резко и нервно, как будто кто-то ткнул меня иголкой. Взгляд мой тут же ухватился за лицо Насти, она спала сладко и безмятежно, но мой внезапный рывок вырвал ее из сна, и между ресницами забрезжил утренний блеск. Ее глаза для меня смягчили резкий удар о реальность, к которой так не хотелось возвращаться. Нас ждал долгий путь, не известно, куда, не известно, зачем, наше целеполагание было примерно как у зверей в горящем лесу: сначала убежать куда подальше, спрятаться, чтобы не видеть огня, а потом уже думать, что делать.
— С добрым утром. — Своим милым голосом и теплым прикосновением к моей щеке Настя окончательно сбила мою тревогу, и я понял, что мы можем задержаться здесь еще, по крайней мере, на час.
Мы выехали из укромного лесного уголка около десяти часов утра, трасса в направлении области была свободна, я с комфортом занял полосу и на хорошей скорости, бодрый и полный сил, устремился по намеченному пути — прочь от города. Утреннее небо было уже не таким ясным, как всю прошедшую неделю, лес окутывала влажная прохлада. Мы ехали под серым сводом облачной пелены, ожидая начала холодного, затяжного дождя.
— Ты уже решил, куда мы едем? — Вопрос Насти как раз совпал с моими мыслями.
— Давай решим вместе. — С улыбкой ответил я. Мне было неловко выглядеть беспомощным и ни в чем не уверенным перед ней, но в тот момент мое состояние было именно таким.
— Можно поехать к моей тете на несколько дней. Ты сам что думаешь?
Я не мог ничего ответить с наскока. То, что произошло накануне, выбило зачатки плана из моей головы.
— Я правда не знаю. — С грустью признал я.
— Ты даже не решил, прятаться или бороться? — Настя, как всегда, била вопросами прямо в точку, в них я слышал понимание и поддержку.
— Нет. — Честно ответил я.
— Я, конечно, верю в лучшее, но сейчас задумалась, и стало интересно…, а что если мир уже не вернуть? Какой будет наша жизнь в его мире? — Она мыслила практично и последовательно, исходя из ситуации. Странно, что я не задавал себе этого вопроса раньше.
— Я как-то об этом не думал. Я всегда считал, что найду способ все вернуть, другого варианта я даже не рассматривал. — Я отвечал задумчиво и неуверенно. Теперь то, что раньше было естественным состоянием вещей, стало моей оптимистической иллюзией. Видимо, переключатель реальности еще не сработал в моей голове.
— А если не выйдет? Если лекарства не существует?
— Тогда…, - ответ пришел ко мне сразу, я думал лишь над тем, как его выразить. — Тогда мы обречены на скитания.
Как и следовало ожидать, мой ответ поверг Настю в смятение, взгляд ее блуждал по горизонту, не то в поиске решения не то в мучительном пути к смирению.
— Нет. — Вдруг отрезала она. — Мы должны всем рассказать.
— О чем? — Удивился я. — О том, что умы их близких занимает сумасшедший ученый?
— Да. Это информационная война. Я знаю, сразу нам никто не поверит, но общественное мнение можно раскачать. — Она как будто уже занималась этим раньше — столько у нее было уверенности. Надо отдать ей должное, в психологии и социологии она разбиралась лучше кого-либо из моих знакомых, поэтому я всегда доверял ей в этих вопросах.
— Все равно, не понятно, чем оперировать. Нужен хоть какой-нибудь убедительный материал.
Настя снова задумалась.
— Твои записи! — Почти вскрикнула она.
— Что? — Я расслышал ее хорошо, но, как это бывает, решил, что мне показалось.
— Нужно опубликовать твои дневники. Пусть все узнают историю с самого начала.
Я задумался. Первым ответом, возникшим у меня в голове, было "нет, глупости", но уже со второй попытки начало вырисовываться осмысленное развитие:
— Распространить их в СМИ?
— Да. Это очень просто, я тебе помогу. Нужны деньги, но не космические. — Настя, как обычно, погружалась в мои проблемы всей головой и пылко стремилась их решить. Хотя, теперь это были проблемы всеобщие.
— Да, я представляю, — постепенно принимая ее идею, ответил я.
— Мы продвинем их в соц. сетях. Самым сложным будет подать информацию так, чтобы люди не решили, что это очередная хитрая реклама. — С толком дела добавила она. И тут, внезапно нахмурившись, она посмотрела на дорогу. — Ты не знаешь, почему все едут в город…?
Удивительно, что я оставил этот факт без внимания: движение на встречных полосах было необычайно плотным, совсем чуть-чуть не хватало до пробки.
— Да, странно. — Произнес я, хмуро рассматривая уходящую вдаль вереницу транспорта. — Откуда их столько…
Я устремил взгляд к горизонту, где дорога сходилась в крохотное темное пятно, из которого медленно истекала река машин.
— Там какой-то затор вдалеке. — Прищурившись, заметил я.
Разумеется, паранойя наталкивала меня на тревожные мысли, например, о том, что кто-то специально устроил аварию на шоссе, чтобы затруднить движение и не дать нам выехать из области; но тогда пробка была бы на нашей стороне…
— Выглядит так, будто все разворачиваются. — Произнесла Настя, подозрительно глядя на дорогу. — Этот фургон обгонял нас сегодня.
Я насторожился еще сильнее. По приближении к тому самому месту стало ясно, что это не просто затор, а настоящий заградительный кордон. Дорога была перекрыта забором, за которым тянулась полоса из полицейских ежей, перед ним стояли солдаты, вооруженные автоматами, в бронежилетах и, что меня поразило больше всего, в противогазах. На обочине были припаркованы два колесных броневика с открытыми кузовами, над которыми грозно возвышались крупнокалиберные пулеметы. Все выглядело настолько серьезно, что у меня от волнения сперло дыхание, мурашки собрались где-то на затылке, я чувствовал, будто меня взяли за шкирку, как щенка. Приближаясь к границе, я все отчетливее ощущал себя в ловушке. Нужно было выяснить, в чем дело, но мне было страшно даже посмотреть в глаза военным, не говоря уж о том, чтобы заговорить с ними. Как и следовало ожидать, Настя оказалась смелее, она опустила стекло и обратилась к постовому: