Настя озадачилась. Она как будто мысленно повторяла мои слова.
— В какое тело?
Прежде чем ответить ей, я вставил ампулу в подголовник и включил аппарат.
— Феликс сказал, что два активных вируса в одном теле могут уничтожить сознание, это значит, план А не сработает — мы не сможем возродиться в своих собственных телах.
— А план Б?
— Этот парень. — Я указал на Артура. — Он работает в Biohack. В его теле я смогу провести исследования и создать антивирус. В идеальном случае, он сможет восстановить сознание зараженных.
— Звучит нереально. Как ты это себе представляешь?
— Пока никак, но Феликс представляет. Это должно мне помочь.
— Он раскроет тебя. — Даже в дефиците времени Настя успевала рассуждать критически. — Его копии в наших телах будут все знать.
— Нет, не будут. — С полной уверенностью заверил я. — При восстановлении сознания память Феликса сливается только с долговременной памятью акцептора. Что произошло с ним в последний день, он помнить не будет.
— Это какое-то безумство. — С трудом вмещая все в голову, вымолвила Настя.
— Да, — с горящими глазами ответил я, — победить безумца можно только еще большим безумством.
Она подняла на меня глаза с надеждой:
— Ты думаешь, нас можно будет вернуть?
Я хотел, было, сказать Насте, что нам уже не помочь, что даже если удастся вернуть в наши тела наше сознание, это будут уже другие копии нас, но я не мог так грубо раздавить ее надежды суровой логикой.
— Да, я найду способ, я в этом уверен. — Я смотрел в ее глаза и видел любовь и непоколебимую веру в победу — все, что мне было нужно в этот трудный момент.
Но вдруг из-за двери донеслись звуки частых шагов, за ними последовал сильный удар, от которого дверь, казалось, треснула изнутри. Мы синхронно вздрогнули.
— Нам пора. — Взволнованно произнес я, сжав в кулаке пульт управления.
— Вперед! — На выдохе силы скомандовала Настя.
— Стоп…, - вдруг осекся я. Мои глаза убежали в размышлении. — Его память закончится здесь… Моя копия в другом теле не будет помнить ничего с момента снимка.
Настя прижала ладонь к моей щеке и обернула мой взгляд на себя. Мы неподвижно смотрели друг-другу в глаза, и даже громыхающие удары по двери не могли нас отвлечь. Она разомкнула губы и крепко поцеловала меня, так что я в сильнейшей степени ощутил их вкус и полноту. Даже в этой пропитанной адреналином обстановке она могла заставить мое сердце биться чаще. Я задержал этот миг, стараясь продлить его в своей памяти, как один размноженный кадр. Затем я почувствовал, как ее губы отступили, вдохнул в последний раз ее цветочное, парное дыхание и нажал на кнопку.
6. Антитело
6. АНТИТЕЛО
Это было очень странное состояние. Чтобы попытаться передать его, можно вспомнить пробуждение после общего наркоза — нечто среднее между сном, реальностью и смертью, когда не знаешь, что ты и где — но происходит все намного быстрее, и нет того отвратительного токсического вкуса во рту. Я как будто всплыл из ниоткуда, преобразовался из нематериальной точки в трехмерный мыслящий объект, пройдя все измерения одно за другим. Весь штамм пси-вируса сработал синхронно, но момент своего появления я не смог отследить — все-таки сознание инертно. Первые мысли были настолько примитивны, что даже не могли констатировать факт своего наличия. Эти движения, по большому счету, нельзя было назвать мыслями. В первые секунды разуму не были доступны ни абстракция, ни даже аппликация, все категории были разрозненными объектами, не имеющими свойств. Что-то подобное мы испытываем в полудреме, только происходит все наоборот: цельные образы один за другим теряют смысл, рассыпаясь на логические примитивы. Здесь же все мои мысли состояли сплошь из примитивов, бессмысленных и ничем не связанных. Странно, но я сумел запомнить первое составное понятие, возникшее тогда в моей голове. Им было "цифровое дерево". Этому нельзя дать объяснение, и не нужно; это всего лишь первая пара понятий, случайно взятая из бури сознания и связанная одномерной аппликацией.
Когда я открыл глаза, мозг уже начинал работать эффективно: я понял, что жив, понял, что лежу на спине и что мне холодно. Перед глазами был свод темно-зеленого купола, а нос улавливал запах сырой травы и медикаментов. Вслед за осознанием реальности начали возвращаться воспоминания последних минут: я вспомнил Настин поцелуй, вспомнил схватку с Феликсом и наш план, но не мог вспомнить, какова была его цель. Вспомнил, что я теперь не в своем теле, но каким было мое тело и кем я был вообще, вспомнить пока не удавалось. Вероятно, укол транквилизатора замедлил регенерацию сознания.
Я запустил руку под рубашку и нащупал острые ребра. Мышечная память вступила в противоречие с осязательными воспоминаниями, и тут же из памяти явилось отражение щуплого тела в зеркале, а с ним — унылое, не довольное собой лицо. Затем медкомиссия в военкомате; заключение: не годен. И тут же — военные сборы, марш-бросок, пятнадцать подтягиваний, затем зал физкультуры и тщетная попытка подтянуться, злорадный смех одноклассников… Смех моих друзей над неказистым умником; я прошу их прекратить, ведь я и сам такой же умник, только чуть более веселый. Мои друзья: Сережа, Дима, Саша Ветров. Вспоминаю лицо друга и понимаю, что он мой враг. Карантин, эпидемия — события последних двух дней восстановились в моей памяти. Мои родители…, сердце облилось горячим раствором, и дыхание сбилось. Моих родителей больше нет. Но тут же вижу мою маму — пожилую женщину с тростью. У нее проблемы с ногами, она ждет меня дома и волнуется. Вспоминаются картины детства: новая школа в спальном районе; иду с рюкзаком к старому зданию в центре города — это моя школа; спортивная секция, потом пропадаю с друзьями во дворах, сижу за компьютером дни напролет, играю в игры, учу химию, играю в футбол со старшим братом, снова учу химию, но уже в другой комнате, отец мне помогает; отец бросил нас, когда мне было шесть, и вот, мне десять, мы едем с мамой, папой и старшим братом на море; две мамы, два отца, два разных детства… Вспоминаю, как поступил на биологический факультет, сдавал все курсовые первым, одногруппники смотрят на меня, как на инопланетянина. Чуть не завалил первую сессию — увлекся организацией вечеринок, пропадал в клубах и лагерях, ругался с родителями, успокоился, остепенился, начал писать музыку. Выиграл стипендию в немецком университете, но не поехал — не смог оставить маму. И снова вечеринки — стою за пультом, играю музыку, трезвый. Взялся за биологию, написал статью. И снова вечеринки, друзья, девчонки, море. Приступ астмы на даче — похоже, она со мной с детства.
Моя голова, казалось, вот-вот взорвется от потока противоречивых воспоминании, собирать их в две разные жизни было все равно что переплывать реку в нулевой видимости — конца не видно, и кажется, что сил больше нет, но все равно продолжаешь плыть, потому что другого пути нет. Нельзя сказать, что это было сплошным мучением, истошные усилия шли вместе с научным интересом, этот удивительный опыт слияния сознания пожелал бы пережить всякий пытливый ум. Мой мозг работал с невиданными доселе мощностью и выносливостью, для него это испытание было сродни марафону. Все чаще казалось, что я вспомнил абсолютно все, но воспоминания приходили, покуда я продолжал думать, и останавливаться я был не намерен.
И вот мне вспомнилось, как я закончил университет и пришел на стажировку в Biohack; она была настоящим научным состязанием. Интересно, что я вспомнил две версии этой стажировки — в одной я преуспел, оставив конкурентов позади, в другой же чуть не дотянул, уступив двум гениям. После этого я устроился на работу в НИИ; так я вспомнил мою встречу с Феликсом. И тут меня будто ударило чем-то массивным, мощным и при этом невесомым, я испытал настоящий взрыв информации — Феликс появился предо мной, и я будто канул в омут его воспоминаний, провалившись сразу до самого дна. От первого детского воспоминания до начальной школы время пронеслось незаметно. Первый класс: белые рубашки, красные галстуки, пятерка по математике, но двойка по поведению; споры с учителем; я оставляю его в дураках, он не может с этим смириться и вызывает родителей в школу. Родители, как всегда, меня не слушают. В их мире взрослый всегда прав, даже если он идиот. Отдают меня в шахматный кружок, потом в музыкальную школу. Зачем мне аккордеон! Они всегда выбирают за меня. Вспоминаю и в сердцах злюсь на них, как будто это было вчера. Они и друг с другом не могут найти общий язык, постоянные склоки и язвительные уколы, меня зачастую просто не замечают. Закончилось все разводом. К тому времени я уже поступил в университет; сначала учился на программиста, бросил, поступил на биологический. В аспирантуре начал встречаться со своей студенткой, это были первые серьезные отношения. Первые три года все шло хорошо: она любила меня без оглядки, мне хватало времени и на нее, и на науку. Потом она начала требовать большего, ей нужно было все мое время. Если я шел на встречу с коллегами, я должен был вернуться в тот же день; вместо работы над собственными исследованиями, я обсуждал с ней детали предстоящей семейной жизни. Зачем вообще это нужно — кольцо, обязательства. Мы жили счастливо, пока в ее голове не засела эта липкая и едкая мысль о браке. Я не мог искоренить эту пагубную идею, как ни старался. Вот бы можно было помочь человеку думать так же, как я. Терпеть ее нападки было непросто, но она не вытерпела первой и ушла, назвав меня эгоистом. Это было в высшей степени несправедливо. Я наблюдал несправедливость повсюду: в том, как начальник отчитывал моего коллегу за то, к чему он непричастен, в том, как государство тратит деньги на бесполезное строительство и откладывает в сторону проблемы пенсионеров, в том, как полиция задерживает гражданина, который всего лишь отстаивает свои права. Я каждый день наблюдаю это и каждый день прохожу мимо. Если бы я только мог все изменить…