— Зачем тебе это? Ты культурный человек, а они дикари, ты не должен опускаться до них.
Гаор удивлённо посмотрел на него.
— Ты это мне, Ворон?
— Да, тебе. Ты давно раб?
Гаор мысленно прикинул даты и присвистнул.
— Да с месяц, наверное.
— И уже стал совсем как они. Зачем тебе… болботанье это? Ты грамотный, я слышал, водишь машину, ты выживешь.
— А ты сколько рабом? — пользуясь моментом, спросил Гаор.
— Много. Я устал, пока я держусь, главное, это остаться человеком, а ты…
— А они не люди? — перебил его Гаор.
— Они дикари, и дикарями останутся, надо сохранить себя, свою личность.
— Как это тебя в камере до сих пор не придавили? — задумчиво спросил Гаор.
— Не знаю, это неважно.
— За что ты стал рабом?
— Неважно, я держусь. Я никому не мешаю, и меня не трогают. Они, в сущности, они неплохие, все-таки мы немного цивилизовали их. Но они другие. Мы дуггуры, а они… — Ворон захлебнулся ветром, оборвав фразу.
— И кто они? — с интересом спросил Гаор.
— Аборигены, — пожал плечами Ворон. — Они чужие и навсегда останутся такими. Мы разные. Мы и они… — он снова замолчал.
— Мы и они, — повторил Гаор. — Это ты правильно сказал. Но для меня "мы" здесь.
— Ты порвал с семьёй, с родом, а теперь хочешь отказаться от своего народа?
Гаор засмеялся.
— Ну, положим, порвал не я, а со мной. А народ? Если мы совсем уж такие разные, то чего же бреются все дважды в день, а?
— Да, конечно, кровь перемешалась, но мы, дуггуры, мы живы, пока сами сохраняем себя. Ты полукровка…
— А ты нет?
— Да, и я. Совсем немного, на малую долю, но да. Но я всегда стыдился этого, а ты… и зачем тебе эти рассказы? Воображаешь себя Креймом-Просветителем? А ты помнишь, как он кончил?
Крейм-Просветитель? Что-то смутное, вроде, говорили в училище, но… нет, это надо отдельно вспоминать.
— Про Крейма ты мне ещё расскажешь, хорошо? А об остальном… Ты живёшь среди них и презираешь их, за что? Тебе надзиратели ближе, что ли?
— Отдельный мерзавец ещё не народ, ты же понимаешь это.
— Да. И никем я себя не воображаю, я просто живу.
Гаор легко вскочил на ноги, оглядывая гомонящую толпу. Вроде бы там опять эти две девчонки мелькнули. Как их? Дубравка и Киса. Поймать их что ли и… Ворон снизу вверх оглядел его и горько улыбнулся.
— Ты ничего не понял. Конечно, живи. Это твоё право, но мне горько, что дуггуры потеряли ещё одного, ещё один ушёл назад, в дикость…
Не дослушав его, Гаор шагнул в толпу. Да, он один из них, и не только из-за цвета волос, но и потому, что сам хочет этого. Кем бы ни был Ворон раньше, на фронте он не был, а то бы знал, что в одиночку не выживешь, что сосед по землянке ближе любого кровного родича, и только та кровь роднит, которую заодно проливаешь. Красиво сказано — мимоходом оценил он — Кервин бы забраковал.
Кто-то сзади дёрнул его за капюшон, и Гаор, круто развернувшись, попытался поймать обидчицу. Но та с визгом увернулась и исчезла в толпе. И бросаясь за ней в погоню, Гаор успел подумать, что Ворону так недолго и всерьёз спятить. Нашёл где и о чём думать. А опускаться… мелькнула у него тут одна мысль, но это тоже на потом…
Погоня успехом не увенчалась, да он толком и не разглядел её. А ловить неизвестно кого — никого и не поймаешь.
Холодало, ветер становился всё резче, пробивая комбезы и тонкие куртки, да и ужин, похоже, скоро, животы уже подводит. И толпа повалила вниз, в тепло спален.
— Давайте живее, — подгонял их, помахивая дубинкой, охранник у входа, — мёрзни тут из-за вас, волосатиков.
Но беззлобно, замахивался, а не касался, и некоторые даже желали ему приятного отдыха.
В выходной вечер запускали без обыска, только уже на нижнем входе пересчитывали, запуская по десяткам, так что на лестнице выстроилась очередь. Гаор оказался в самом конце, ждать долго, но он сразу предусмотрительно сбросил капюшон и снял шапку. Нарываться из-за таких пустяков не хотелось, только-только у него зажило, и синяки уже почти целиком жёлтые, чуть-чуть синевы по центру, и не болят уже. Рядом с Гаором стоял Махотка, а впереди две девчонки, и Махотка потихоньку дёргал их за куртки. Девчонки шёпотом отругивались. Получалось у них хлёстко, и Гаор с удовольствием давился от смеха, опасаясь заржать и привлечь надзирателя.
Как только зашли в коридор, девчонки дружно набросились на Махотку с кулаками, сбили его с ног и стали дёргать за волосы, щипать и щекотать. Махотка блажил дурным голосом.
— Во, дурень волосатый! — заржал надзиратель запирая за ними дверь.
Вокруг драки собралась целая толпа, и уже спорили на сигареты и фишки, кто кого тут умотает.