В гараже он натянул комбинезон, ещё раз быстренько осмотрел старый мотоцикл и решительно вывел его во двор: пока совсем не стемнело, как и велено, "восстановит навыки".
На мотоцикле он не ездил с фронта, хотя нет, на дембеле как-то пришлось, но… но мастерства не пропьёшь. Оглушительно ревя мотором, он выписывал лихие пируэты и "восьмёрки", и чувство полёта снова пьянило его. Он даже не обратил внимания на выбежавшую на крыльцо Ларгу, а уж прижатого к оконному стеклу на втором этаже лица Ниссы и вовсе не заметил. Со двора не выезжать… ну, и не будем, а вот так, на одном колесе, смогу? Смог!
Наконец он с сожалением остановился и с изумлением обнаружил, что не просто замёрз, а почти заледенел. Ну да, в лёгком комбинезоне, без шлема и прочего, но… но всё равно было здорово! Он уже за руль закатил мотоцикл в гараж, привёл его в полную готовность, чтоб если Венну приспичит выехать на нём, то всё в полном порядке, и взялся за "коробочку". Ну и чего там не так воет?
Неполадку, вернее, лёгкую разбалансировку Гаор нашёл. Но не сразу, а уж исправлять её… Ну надо же, какой слух у сволочи, такую малость уловил. Малость, а подлая, никак к ней не подберёшься, одно вытянешь, другое зависнет, а схалтурить и не думай: жизнь дороже. И поротой задницей не отделаешься, с тихушниками шутки плохи, давно известно. Тут он до вечера проколупается, или даже после ужина придётся время прихватить. А это у Ларги проситься, а женщины ни хрена в машинах не смыслят, прикажет, чтоб по распорядку он после ужина на двор не выходил, и всё. Оставляй недоделку до утра. А ну как утром сволочь заявится, а у него не готово? Совсем хреново.
Вдруг у него за спиной прозвучало:
— Або!
Гаор невольно дёрнулся и ударился затылком о край капота. Невероятным усилием он удержался от ругани, рявкнув положенное:
— Да, госпожа Нисса!
Но его тон заставил её испуганно отступить.
— Вот, — растерянно сказала она и протянула ему… тетрадку?
Его мгновенно обдало холодом страха. Что она знает о нём? Ловит? Зачем?
— Зачем? — вырвалось у него вслух.
— Это физика, ты знаешь физику. Реши мне задачу.
Такого Гаор никак не ждал. Но радость от того, что это не ловушка, пересилила всё остальное, и ответил он намного дружелюбнее:
— Мне надо сделать машину, госпожа Нисса. Я решу её потом?
— Хорошо, — кивнула она.
Но не ушла. И ему пришлось продолжить работу под её внимательным взглядом. Ну… ну и хрен с ней, пусть глазеет, лишь бы ничего не трогала и его своими вопросами не дёргала.
Когда она ушла, он не заметил, целиком занятый работой. И случайно обнаружив своё одиночество, озадаченно покачал головой. Надо же, раньше он как-то успевал за всем следить. Чёрт, здорово его эта камера… "Стоп!" — оборвал он сам себя. Хочешь выжить в казарме, забудь о камере, прессовку тебе не простят, нигде не простят. С этим всегда и везде одинаково: сам лёг, на тебя легли — пошёл к параше! А про палачество твоё узнают… "И что? — тут же спросил он сам себя, — стоит жить после такого, таким?" Или давай сам, пока ты один. Всё нужное — и крюк, и верёвку — найдёшь запросто. Ну? Братан тебя тогда остановил, сказал, что нас и так мало осталось, так ты-то теперь не наш, ты… палач, подстилка и… и стукач, чего там, раззявил пасть, всё сказал, это Стиг сумел, не сдался, а ты… Снова заныли, заболели полученные на допросе и в камере ожоги и синяки, и снова противное ощущение в заднем проходе чего-то мешающего. А ведь совсем было прошло, сегодня уже и сидел, и ходил нормально, а то ведь всё казалось, что не свободен, что снова в нём кто-то или как стержень оставили… Вот чёрт, неужели ему теперь это до конца? Да ещё та сволочь в белом халате про какие-то "отдалённые последствия" трепала. Сволочи, что же вы со мной сделали, сволочи?!
Гаор устало, через силу закончил возиться с "коробочкой" и стал убирать инструменты. Заправит он её завтра. И всё остальное завтра, а сейчас ему надо лечь. А там пусть хоть запорют. Снять комбинезон, вымыть руки, выключить свет, задвинуть дверь. Всё, на сегодня он всё, кончен.
Снег то ли стаял, то ли убрали, ну да, он когда мотоцикл пробовал, снега уже не было, чёрт, что же с ним такое, раньше он так не уставал. Но… он остановился посреди двора и, закинув голову, нашёл знакомые созвездия, луну… круглый диск отчуждённо ударил ему в глаза холодным белым светом… "Мать-Луна" — беззвучно шевельнул он губами и понял: его не простили и не простят. Не прощает Мать-Луна, хозяйка зачатий, насилия.
— Рыжий! — дверь распахнулась, бросив на мокрый бетон жёлтый прямоугольник света. — Иди ужинать.
— Да, госпожа Ларга, — равнодушно ответил Гаор.