— Нет, — ответил Гаор, — так лежу. А что?
Полоша встал, и их лица оказались на одном уровне.
— Ты чего от руки его шарахнулся так? Ну, когда он ладонью тебе в лицо ткнул?
По наступившей тишине Гаор понял, что вопрос считают важным, и от его ответа многое зависит. Но о чём речь, вспомнил он не сразу. Его ответа терпеливо ждали. Вспомнив, Гаор вздохнул.
— Испугался я. У него на ладони… Раскрытый глаз.
— На ладони клеймо? — подошёл к ним Старший.
Гаор попытался сесть, но Старший легонько надавил ему на плечо.
— Лежи, так способнее. Так что за клеймо?
— Это спецвойска, они, — Гаор замолчал, чувствуя, как сводит горло судорога, но пересилил себя, — страшное они творят.
— Ну, это мы видели, — спокойно сказал Старший, — а чего он тебя так фронтом тыкал. Будто скажи счёты у вас, ты раньше что ль его видел?
— Нет. Но я войсковик. Мы солдаты, а они каратели! Палачи.
— Вона что, — задумчиво протянул незаметно подошедший к ним Тарпан.
Гаор удивлённо посмотрел на него и вдруг обнаружил, что окружён слушателями, даже на соседних верхних койках сидят. Это напомнило ему камеру, и не то что успокоило, но… как-то легче стало.
— Значитца, в армии тоже палачи нужны?
— А где их нет, — ответил за Гаора Старший. — Ну-ка, парень, значит, глаз на ладони, запомним. А ещё что про них скажешь?
— А что говорить? По фронту они по своим делам мотались. У них и командование, и приказы, и снабжение — всё свое. И что хотели, творили. Приказ был, тяжелораненых не вывозить. Чтоб не тратить бензин. Вот они и заслонами, машины с ранеными перехватывали и…
— Сортировали, — кивнул Тарпан.
— Да, — согласился Гаор, — мы по-другому называли, но… да, сортировка. Но они и врачей, и санитаров, кто с ранеными был, и шофёров… это если тяжёлых, кого против приказа вывозят, найдут.
— И ничего им? — охнул кто-то.
— Слышал же, — сурово ответил Мастак. — А вы что?
— Мы? — усмехнулся Гаор. — Мы в кошки-мышки с ними играли. Они одну дорогу перекроют, мы по другой машину отправим. Они ту оседлают, мы третью найдём, было раз… — он вовремя осёкся, даже губу прикусил, чтоб ненароком не вырвалось.
— Ладно, паря, ясно, а они?
— Они если ловили нас… — Гаор невольно поёжился, — молись, чтоб быстро умереть.
— Видели мы.
Гаор вздохнул. Хотел сказать, что самого страшного не сделали с ним, но промолчал. А сказать хотелось, да и остальные стояли и ждали, и он заговорил о том, что сам узнал случайно, о чём они, видевшие и понявшие, молчали потом вмёртвую, не из страха перед трибуналом или теми же спецвойсками, а потому что не укладывалось это, что человек может такое сделать. А сейчас… да к чёрту, никуда дальше рабской спальни это не уйдёт, а если и уйдёт… нет, не может он больше молчать.
— Они посёлки выжигали.
— Как это?
— Какие посёлки? — заволновались слушатели.
И Гаор, не сразу поняв причину этого волнения, заговорил.
— Не знаю зачем, но посёлки, ну где полукровки живут, иногда… называется зачистка территории, мы на марше были, лейтенант чего-то с картой намудрил, и мы в такой зачищенный посёлок впёрлись. Повезло, — Гаор порывисто сел, столкнув одеяло и обхватив руками колени, чтобы не было заметно начавшей бить его дрожи, — разминулись мы. Они уже убрались, а то бы и мы бы там всей ротой легли. Им что… ни отца, ни брата им нет… Вошли мы… ну по карте посёлок, а увидели… дома догорают уже, и запах… вместе с людьми жгли, когда человек заживо горит, запах особый, кто хоть раз почуял, уже не забудет. Куры там, собаки тоже постреляны. На дороге прямо… женщина, ну что от неё осталось, по ней, видно, машину взад-вперёд гоняли…
— Врёшь! — закричал Махотка, — не может такого, чтоб мать…
— Может! — тем же бешеным выдохом перебил его Гаор, — человек не может, а они могут! Мы к колодцу подошли… дёрнуло заглянуть, он детьми забит.
— Что?
— Как это?
— Ты чо, паря?
— А то! Побросали детей в колодец и гранатами сверху.
Наступила тишина.
— А… — неуверенно сказал кто-то, — может, не они?
— А кто? — ответил вопросом Гаор. — Тыловая полоса, аггров там и близко никогда не было, мы до фронта оттуда ещё трое суток бегом бежали, чтоб подальше и побыстрее. От машин следы остались, шины широкие, с зигзагом, на таких только они ездили, и ещё… Мы когда ходили там, искали, может хоть что живое осталось, я у одного дома окурок нашёл. "Конус", сигареты такие, их только в спецвойсках выдавали. Мало тебе? Тогда последнее. Посмотрели мы и бегом в лесок, был там, полчаса бежали, только влетели и попадали, кого выворачивает, кто о землю головой бьётся, у лейтенанта руки дрожат, пистолет из кобуры рвёт, стреляться хочет. Ну, я ему по морде смазал, велел двоим, кто покрепче, подержать и напоить чем, нельзя же нам без командира оставаться, первый же патруль дезертирами посчитает, и все под трибунал пойдём, а сам назад пошёл, посмотреть, нет ли сзади чего. Тыл он тыл, но раз так, надо по всем сторонам смотреть. Огонь уберёг меня, но из леса я выйти не успел, а бинокль я у лейтенанта взял и видел. Ещё команда приехала. Тоже спецвойска, но другие. Сначала какие-то ходили всё фотографировали, потом они все отошли, огнемётка на боевую встала и из всех шести стволов шарахнула. И выжгла всё. Подчистую. Чтоб уж ни следов, ни, — он заставил себя усмехнуться, — окурков никто найти не мог.