Юрий узнал — и о том, и о другом — от хорошего парня из отдела кадров штаба, к которому попало письмо подполковника. «Я сжег его, Юра», — сказал ему этот парень. И стал Юрий капитаном, стал носить погоны с четырьмя звездочками и одной полоской посередине.
Но это все через несколько месяцев, а пока он сидел в комнатке на окраине Баку, где находилось управление ВАД, лениво отбрехивался от наседавшего подполковника и мучительно думал, чем бы заняться — от тоски и для ускорения победы над врагом. Но придумать ровно ничего не мог.
(А вот нижеследующее уже из области мистики или престранных совпадений — что, возможно, почти одно и то же. Через несколько лет, когда Юрий вернулся уже в Москву, был демобилизован и поступил в институт, стоит он как-то перед щитом с театральными афишами на своей родной Малой Бронной — в штатском пальто, в кепочке, — и кого же видит, идущего прямо на него?!.. Правильно, подполковника Сизова… Ну, всё, мелькнуло у Юрия в голове, сейчас устроит публичный скандал, потянет в суд, в милицию, в «СМЕРШ», если эта организация еще существует… Надо бы отвернуться, уткнуться в афишу, но Юрий не мог: смотрел на приближающуюся судьбу, как на удава кролик. Судьба приблизилась, сузила глаза, в них появилось раздумье… вопрос… злорадство… сомнение… И прошла мимо… Больше она не появлялась, дурная судьба, — во всяком случае в форме подполковника.)
Еще только отправляясь в Баку к новому месту службы, Юрий рассчитывал пожить у родных в поселке Разина, в десяти минутах езды от города. Но не тут-то было: подполковник категорически возражал, и пришлось Юрию снять угол в доме по соседству с управлением. Можно было, конечно, ночевать и в самом управлении — на столе, но этого он принципиально не хотел: еще болели бока от прежних столов и стульев.
Как-то хозяйка дома, где он остановился, пустила на постой молодого лейтенанта с женщиной, которую тот представил, до вечерней выпивки, своей женой, потом — невестой, а когда вышли с Юрием до ветра во двор — просто случайной знакомой. Ночевали они в той же комнате, что Юрий, и тот вынужден был еженочно прослушивать — заснуть не мог — весь половой («соительный») цикл. Почти непрерывный, потому что лейтенант оказался силен, как бык. (Когда-то о Юрии так же говорила в Ленинграде полуистеричная Ара.) Это было не зрелище, а как если бы в полной темноте он слушал патефонную пластинку или передачу по радио; передачу, сплошь состоящую из женских вздохов, стонов, вскриков, от которых хотелось лезть на стенку (ну, не на стенку, конечно), и он ворочался на жаркой постели, ложился на живот, елозил по матрасу и порою приходил к тому же финалу, что и пара, отделенная от него непроглядной темнотой комнаты.
К счастью для Юрия, начальник дороги вскоре надумал послать его на машине по трассе Баку-Махачкала, избавив тем самым от занудливого подполковника и от прослушивания любовных стонов. Главная цель поездки — проверить состояние дороги, добавочная — на обратном пути загрузить в городе Кубй, где они чуть на земле не валяются, побольше яблок.
Задание Юрий выполнил ровно наполовину: дорогу, проходящую через Кубу, Дербент, Каспийск, видел, если не спал и когда было светло; яблоки же поручил собрать или обменять на что-нибудь водителю, потому что сам в Баку не вернулся. В штабе 44-й армии, куда зашел пообедать и выпить (последнее, увы, не удалось — запасы крепленого вина оказались не вечными), ему сказали, что в автоуправлении Северной Группы, которое в Грозном, срочно требуется помощник (о, Господи!) начальника, и они готовы его туда послать. Юрий, не раздумывая, дал согласие…