Столько дорог исходили с тобой.
Горы синели, цвели бирюзой,
Камни шурша, словно воды, струили,
Золотом солнца высокие шпили,
Мятой заросшие, в водах, луга,
Пламень песков, снежных вихрей пурга,
Сеть лабиринтов чужих городов…
Плотно укрыто лавиной годов
Всё, что тогда сердцем мы ощущали.
Хоть вспоминаем порою детали,
Прошлое высохло, словно букет:
Розы стоят, только жизни в них нет.
В преддверье шторма корабли покинули причал.
И только мусора круги седой прибой качал.
Крепили шлюпки и плоты чтоб не снесло за борт.
Был непривычно пуст и тих обычно шумный порт.
Сияло солнце. Гром гремел. Плыл смерчем горизонт.
Небесный купол тяжелел потоком тёмных вод.
Порыв. Затишье. И порыв. За ним ещё другой.
И воды хлынули, закрыв пространство всё собой.
Вставали волны на дыбы, на берег выходя.
Сметая улиц антураж, неслись валы дождя.
И вдруг всё стихло. Неба свод налился синевой.
А вслед затем, рассыпав дробь, град повалил стеной,
По лужам плыл, как жемчуга, вбирая солнца свет.
Штиль. Отразились облака и лодок силуэт.
И гавань вновь дала «добро» отправленным судам,
И стрелы кранов поползли к контейнерным рядам,
Повсюду крики, суета, приборов перезвон…
Только на стрелке старый дом в молчанье погружён.
Сквозь рёбра стен, куски стропил, стол вдавленный в кровать…
Он криком ужаса застыл. Но некому рыдать.
Туман осенний горизонтом.
Сереет неба полоса.
Застыли, цаплями, над портом
Подъёмных кранов корпуса.
За ними стены городские,
Леса по горному хребту…
Пустынные поля морские
Нас отпускают в суету
Привычной почвы под ногами.
Без нас отчалят корабли,
Прощаясь с нами, как с гостями,
Скользнув в невидимость вдали.
Стекают листики с берёзы,
Словно иссохший древний свиток,
Уносят прочь, как наши слёзы,
Солей и чувств переизбыток,
Всё, что за жизнь скопить успели,
В ненастье, горечи отравы.
Они летят, словно в купели,
В росу оправленные травы,
Сверкают яшмой, сердоликом,
Сердечком жёлтого топаза…
Но вскоре, в мире многоликом,
Уже невидимы для глаза.
Падут дожди, пожухнет зелень,
Слоями припадёт к земле,
Лишь кроны, словно чёрный гребень,
На разлинованном стволе.
Ночь. Надо спать. Но напрасны потуги.
Ветки терновника ягодой гнутся.
Спите, родные мои, и подруги,
Горько, что вам никогда не проснуться.
Я бы у вас попросила прощение,
Вы у меня бы, с улыбкою, тоже.
Ночь. Духота. Олеандров цветение.
Скорых дождей не дождаться похоже.
Тёрн вяжет рот горьковатой кислинкой.
Листья опали. Лес буковый светел.
Башни высоток громадой безликой,
Море огней в тёмно-синем просвете.
Запах грибов… Никогда не вернуться…
Сладость калины от первых морозов.
Фиников ветки тяжестью гнутся.
Ночи фантом – ни уснуть, ни проснуться,
Кожа судьбы в изъязвленьях некрозов.
Разные жизни, другие проблемы.
Время на до и на после распалось.
Мыслей хаос, аксиомы да леммы.
Ночь. Пустота. Ничего не осталось.
Нет ни задачи, ни смысла в решении.
Омуты снов и бессонницы пятна.
Всё так жестоко в своём завершении.
И для чего – никому не понятно.
Когда придёт момент, а он всегда приходит,
Мне будет всё равно, что жизнь преподносила.
И буду думать я отнюдь не о природе.
И навсегда меня моя покинет сила.
Исчезнут без следа флюиды осознанья.
Притупятся и слух, и зренья острота.
Затопит всё – одно вселенское страданье.
И то, что было я, поглотит темнота.
Не плач! Всё в этом мире повторится.
За осенью снегами воцарится
Седая, в вьюжных локонах, зима.
А вслед за ней, расчистив мир от снега,
Весенних снов распахнутая нега
Сведёт весь мир живых существ с ума.
Повсюду, сквозь метаморфозы эти,
Появятся прелестнейшие дети,
Волчата, медвежата, хомячки…
И твои внуки влюбятся конечно.
Шальная юность. Время быстротечно,
Как бурное течение реки.
Всему итоги обозначит лето.
Но в нём никто не думает про это,
Хоть уже зреют многие плоды
И птицы подбирают себе стаю.
Душа, не плач, что листья облетают,
Развеивая ткань судеб как дым.
Когда падают листья, сверкая безжизненным цветом,