В час расставанья не плачь про разлуку,
Просто тихонько возьми мою руку,
Пальцем по линиям тихо пройдись,
Всё прочитай, что готовит мне жизнь.
Судеб маленький остров,
Хочешь верь – не верь,
Мне ведь тоже не просто
Сделать шаг за дверь,
Здесь известно до боли,
Слов лавины шуршат,
Там все новые роли
И трепещет Душа.
Нежность нелепа в часы расставанья.
Рук ни к чему уже больше касанья.
Каждый отныне с своею судьбой,
Мне для чего знать, что будет с тобой?!
Слов не надо прощаний.
Раз решил – уходи.
Грусть сотрёт расставаний
Жизнь, что ждёт впереди.
Пусть тоскливо, досадно,
Что не вышло вдвоём,
Не срослось, да и ладно,
Что нам плакать о том.
Ты не любила, раз так отпускаешь,
Даже руки мне подать не желаешь!
Хлопнула дверь! Сердце ей оборвала.
Он не узнает, как горько рыдала.
Свекла, картошка, семь яиц в лотке…
А мне бы так хотелось, налегке,
В воздушном платье, кольцах и браслетах
Без устали кружиться до рассвета.
Под фонарями капельки блестят,
И ярче каждый кажется наряд,
Алмазами сверкая, янтарями,
Другими драгоценными камнями…
И мысли, сказкой пьяные уже,-
Сквозь сумку, видят яйца Фаберже.
Больше не будет радости узнавания.
Время уносится, замыкая прошедшие годы.
Комната – не для жизни, для умирания.
Видимость помощи, демократии, общей свободы.
Выпустить пар. Схлопнулись сети движения.
Хлопают двери. Искры углей салютуют из топок.
Холод. Молчаливая боль погружения.
Всё иллюзорно. Лик зыбунов и изменчив и топок.
Текла вода. Горели свечи.
От музыки дрожали стены.
А ныне немотой отмечен,
Вздымает ржавые антенны.
Теперь ему спокойней вроде,
Никто гвоздей не забивает…
Но, как отмечено в народе,
Быстрее дом пустой ветшает.
Звонили. Назначали встречи.
Знакомые… друзья… родные…
День полной немотой отмечен,
Спят телефоны, как немые.
Одолевает тяжесть тело.
Мозг полной тишиной простужен…
Дом рушится. Что здесь поделать,
Коль стал он никому не нужен.
Вопрос был остр,
Как сто ножей для резки мяса,
И так непрост,
Как катаклизм в конце триаса.
Он вызывал
Клочки сочувствия и споры,
Твёрд, как завал,
И неприступен, словно горы.
Но поворот, и под откос
Пережитое,
Всё вкривь и вкось, наперекос,
Совсем пустое.
Вопрос растаял в пене дней,
Исчез из темы.
И, как грибы после дождей,
Растут проблемы.
Но уже ясно, что они
Исчезнут тоже,
Когда финалом мои дни
Жизнь подытожит.
Кончилось время. Отпали миазмы сомнений.
Всё замыкая, отпишутся разные клерки.
О зоопарках есть множество всяческих мнений,
И лишь одно никогда неизменно в них – клетки.
Видимость воли в широких вольерах со рвами.
Для приходящих извне – райскими островами.
Но, по периметру, токи струят проводами,
Та же закрытая клеть. Не объяснить словами.
Языки, страны, люди, традиции…
Всё кому-то мерещится рай:
У него – лишь жасмин да форзиции,
Там – обилие пальм и папай;
За окном воробьи лишь да голуби,
Ни нектарниц тебе, ни ткачей;
Словно раны – обширные поруби…
Мне смешно от подобных речей.
Жизнь, как жизнь, и по-разному катится,
"Часом с квасом, порою с водой",
Стиль меняет судьбы каракатица,
Вместе с радостью или бедой.
Те же роли, всё с теми же лицами,
Все фантомы – лишь издалека…
За морями ли, иль за границами,
Те же сцены из века в века.
Мы так близки, но не подать руки.
Программ синеют ярко маяки.
И движется по черноте дисплея
Курсор, как белый парус Одиссея,
Выискивая островные знаки,
Где зло свои затеяло атаки,
Где сбились скрипты с верного пути,
Где всё, чего самой мне не найти,
Иль знания не хватит исправлять…
Курсор осилил все задачи рейда.
Прекрасный домик Томаса Кинкейда
Рабочий стол заполонил опять.
С тобой прощаюсь, словно в давнем сне.
Мы рядом, по одной скользим волне,
Встречаемся словами на экранах,
В далёких, разделённых морем, странах.
Поют снегурка, дети. Блёстки. Ёлка.
Фотограф. Все успели замереть.
И только одна странная девчонка,
Без остановки, продолжает петь.
Не в камеру глядит, куда-то мимо,