Я слушала шелест листка.
Он падал так долго и странно,
О ветви цепляясь слегка,
Средь листьев зелёных, шафранно.
Вокруг зацветала трава,
На яблонях цвет серебрился,
Зима отступила едва,
А он всё пылал и кружился,
Шептал мне о вечной красе
И жизни, что недолговечна,
Её роковом колесе,
Где каждая память конечна.
Краснела заката кайма,
В воздушности вод преломляясь.
Казалось не лист, я сама
По ветру танцую, вращаясь.
Сгорает памяти свеча,
Стекает, обновляя время.
Жизнь новых жизней сыплет семя
Под блик безжалостный меча,
Уносит золотой поток
В мир не рождённых поколений…
Уходят памяти ступени
В, зыбучий, времени песок.
Но по цепочке, от отцов,
Мы снова свечи зажигаем
И нашим детям завещаем
Запомнить павших всех бойцов,
Их лица… жизненные цели…
И отчего стал пуст их дом…
Чтоб свечи памяти горели
Неугасаемым огнём!
Мы помним! – И слабость и сила!
В нас память ушедших жива!
Хоть то, что Душа накопила,
Не скажут любые слова.
Они, словно абрис скупые,
За ними стенанья ветров…
Мы помним, пока мы живые,
А после – цепочки из слов.
Так были любимы и близки,
Гордыне и злобе чужды…
Таблички, да камни, да списки
И снимков несметных ряды…
Врезаясь в бег обычных дней,
Влеченью времени послушных,
Пылают тысячи свечей
В сердцах людей неравнодушных.
И в день, означенный, и час,
Мы у окна их зажигаем
И Бога просим, чтобы спас
Того, кого мы поминаем.
Есть День такой и у страны.
Звучат прощальные сирены,
Молитвы, свечи зажжены…
Страницы Памяти нетленны.
Пылают свечи так светло,
И не сгорят, пока мы помним
И вновь огнём живым наполним
Всё то, что время унесло.
При разнице в летах всего лишь год,
У нас различен времени отсчёт.
Хоть древняя она, но молодая!
Старуха! – мне твердит супруг, вздыхая.
Она растёт, вздымаясь в небеса,
Цветёт весь год, плодами тяжелеет,
И хоть участком небольшим владеет,
На нём растит сплошные чудеса.
Здесь прожила я жизнь свою на треть.
И где уж мне равняться со страной?!
Мне уходить. А ей расти и зреть,
Столетья оставаясь молодой!
Я преклоняюсь пред людьми когда
У них родятся золотые строки!
Так, осаждая муть, течёт вода
Кристально очищая водотоки.
Чтоб было слово ядрышком, в цене,
А не пустышкой яркою к наряду,
И видно каждый камушек на дне,
И мысль созвучна образному ряду.
Открытий мощная гряда,
Народов многих, позабыты.
И будет в мире так всегда,
Пока живут антисемиты.
Почти шесть тысяч лет подряд,
Мы – словно номер лотереи,
За нами пристально следят
Лишь потому, что мы – евреи.
Они о нас везде кричат,
На нас, как псы цепные, лают,
А обо всех других молчат,
Как будто их не замечают.
Но если бы их голос стих,
Кто б тогда нами восхищался?!
Ведь наш народ, среди других,
Ничем бы и не выделялся.
Да, жизнь не знает сожаленья.
Она, как вешняя вода,
Стремит, меняя в миг теченья,
Из ниоткуда в никуда.
И выплетая судеб косы
В великолепные венки,
Мережит почки и покосы,
Стирая тверди гор в пески.
Поможет семени раскрыться,
Чтоб прорастая расцвело.
В круженьях листьев растворится,
Вобрав осеннее тепло.
И что она?! – Никто не знает!
На всё у всех вопросов тьма.
Лишь сердце гулко замирает
В бесплодных игрищах ума.
Взрастают семена в кромешной мгле.
Тепло зимой им под листвой, в земле.
Но только лишь растопит солнце лёд,
Лес стройных буков чудом изойдёт:
Покроется ковром из анемон,
Как будто вновь засыпан снегом он.
А между них, заполнив весь простор,
Печёночницы выплетут узор,
Кислиц полупрозрачны лепестки,
И цветоносы пролесок тонки,
Салютами головки медуниц,
Копытень спрячет цвет под круглый лист,
Как балерины, в юбочках зелёных,
Проростки бука на тенистых склонах…
А там, где на пригорках солнца точки,
Неоном вспыхнут ландышей цепочки.
В садах и парках, запахом пленяя,
Сирень проснётся, сонмом звёзд сверкая.
И, забирая в нежный плен влюблённых,
Раскроются тюльпаны на газонах.
За ними, словно пенные фонтаны,
Цветущие катальпы и каштаны.