Вот уже какую минуту его разум полнился сожалением, а сердце с каждым ударом как будто порождало новую волну обиды, горечи и чего-то еще, чего он не мог выразить словами. Этот нелепый «полет», во время которого, его тащили куда-то в натуральном воздушном стакане – стал последней каплей, той соломинкой, что ломает хребет странному горбатому зверю с крайнего севера, о котором в Акаде ходят лишь легенды, да пословицы. Но, как и всегда в подобных случаях, гораздо важнее последней капли, были капли ей предшествующие, а именно, отвратительное отношение младшего мага воздуха к нему. Уриэль впервые сталкивался с такой всеобъемлющей дискриминацией. Учителя из Академии соблюдали минимальный этикет, собратья студенты не относились с таким пренебрежением. Спек же его ровно ни во что не ставил, оскорблял и насмехался. Причем, виновен был не сам Уриэль, его ошибки и просчеты. Единственная «проблема» была в том, что он был магом жизни.
Тут бы ему плюнуть на претензии дурачка Спека и заняться тем, чем он планировал вот уже некоторое время: наукой. Но разве может человек, тем более, такой думающий и тонкий как он, просто пройти мимо такой ситуации? Закрыть глаза, отбросить в дальний ящик или, вовсе, не заметить чужого выпада? Такое доступно лишь толстокожим кретинам по типу самого Спека! Уриэль же стал пространно размышлять над чужими претензиями и над своим гипотетическим ответом. Понятно, что в слух отвечать он ничего и не планировал, но вот победить этого врага в своих собственных мыслях было необходимо.
К сожалению, всё глубже и глубже увязая во внутренних спорах, маг жизни начинал осознавать, что проигрывает воображаемому оппоненту. И дело не в абстрактной «чести» магов жизни, дело было в нем самом. Хотя, непосредственно до Уриэля, магу воздуха, очевидно, не было никакого дела, он просто видел в нем представителя презираемой касты магов-целителей, зато, кому было дело до Уриэля – это ему самому. С тем, что магия жизни пребывает в жалком виде он уже давно смирился. Вся эта мысль была им исхожена вдоль и поперек, издумана, до изнеможения. Приняв на себя долг исследователя, он готов был дать решительный бой давно застывшему положению дел. Кроме того, с тем, что его собратья по несчастью, маги жизни, представляют собой жалкое зрелище он тоже не спорил. Надо всего один раз увидеть, чтобы мгновенно прийти к подобному выводу.
Но, до чего он никогда в своих измышлениях не доходил, так это до того, что он сам такой же жалкий! Нет, он помнил свое пророчество, верил в свой ум и талант. Через пять-десять лет он точно придет к величию. Однако, кто он сейчас? Уриэль всегда настаивал, мол, золотая середина, умный, но ленивый, стоит только постараться… Что за чушь? Лишь Спек, своим неоправданным нахальством, заронил в его душу зерно сомнения, где оно чудовищно быстро выросло, и как это часто бывает с сомнениями – привело его к истине. Всё это время, он был не средним, а одним из худших!
Уриэль не мог точно понять, почему осознал это лишь сейчас, может не обращал внимания, или намеренно избегал сравнений… Но, пожалуй, что здесь не может быть других ответов.
Пришел он к такому выводу, сопоставив свои оценки с остальными. Да, в общем зачете он, действительно, находился в середине списка. Вроде бы не так плохо. Однако, если вспомнить что у студентов отличался набор предметов, то картина мигом из радужной превращается в отвратительную. Пока его друзья вместе с остальными адептами из кожи вон лезли чтобы получить «отлично» по профильным предметам, он собирал «пятерки» по магии жизни просто по факту своего присутствия на занятиях. В это же время, его успеваемость портилась от общих предметов, вроде «бытовой магии» и «магических основ», а вот остальные ходили на такие пары, как на праздник. Таким образом, его «средняя» успеваемость была обеспечена легчайшей магией жизни. А «средняя» успеваемость остальных магов была ими выстрадана на сложнейших занятиях других направлений. Вот и получается, что если выкинуть до безобразия простое целительство из уравнения, то Уриэль перемещался из облюбованной им середины, в позорный конец списка успеваемости.