Из прихожей затрезвонил телефон. Когда Натан снял трубку, из неё донёсся голос Бернарда. Тот сперва пожаловался, что едва смог дозвониться, а затем, «как и обещал», начал допытываться о поездке на Фестиваль.
— Алисия меня не обманула? — спросил Бернард. — Ты едешь с нами?
— Угу…
— Здорово! Но пожалуйста, друг мой, запомни: я придумаю что-нибудь пооригинальнее для пыток, и особенно — для твоих.
Натан поперхнулся остатками кофе.
— Нэйт?.. — Голос друга стал обеспокоенным. — Ты чего? Я ведь ещё не начал.
— Она что, дословно всё передала? — просипел Натан.
— А ты думал?
Из трубки прозвучал искажённый динамиком смех.
— Кстати! — воскликнул Бернард. — Это что, я «Просвещённых» слышу? У тебя всё-таки появился вкус, ты стал их поклонником? Тогда поздравляю! На открытии Фестиваля они будут выступать в Шансенхайме.
Проговорив ещё несколько минут, друзья попрощались.
Закрыв входную дверь, Натан вошёл в комнату. С его лица словно спала маска: не осталось ни намёка на приветливость и мягкость, которые обычно видели окружающие, а сосредоточенный взгляд стал холодным.
Натан задёрнул шторы на окнах, затем достал из сумки погребённые на дне свёртки.
В первом, который до этого он не разворачивал, оказались толстая пачка денежных купюр и бутылка виноградного бренди в мятой обёрточной бумаге.
«Что там говорил Оливье? Попробуй, понравится?..» — вспомнил Натан.
Открывать бутылку он не стал.
Надев перчатки, Натан развернул второй свёрток и осмотрел каждую деталь люгарда. Затем собрал оружие. Теперь Натан держал пистолет с сильно наклонённой рукоятью и длинным тонким стволом.
Не вставляя магазин, Натан передёрнул затвор, направил оружие на люстру и плавно нажал на спуск. Раздался механический щелчок.
Убедившись, что люгард исправен, несмотря на некоторую изношенность деталей, Натан отложил его в сторону. Взяв обёрточную бумагу, достал из шкафа чугунный утюг с засыпанной в отсек для угля эфирной пылью огненного аспекта и старательно разгладил её.
Текст на бумаге медленно, но верно проявился. Правда, начинал исчезать, как только та остывала.
В сообщении говорилось, что в Большом театре во время оперы состоится встреча ариманского сенатора с агентами Республики. Этот сенатор может передать планы передвижения гостей из Империи и их охраны. Секретная служба предполагает, что урилийцы используют эту информацию для организации покушения на имперских политиков во время посещения Аримана. Однако без явных доказательств проводить задержание сенатора не имеет смысла. Во-первых, он будет всё отрицать, и тогда его не заставить выдать свои связи; а во-вторых — это спугнёт агентов Республики.
«Значит, у секретной службы есть свой человек в окружении сенатора, — решил Натан, а когда дочитал до конца, недобро усмехнулся. — Ну и сволочь же ты, Оливье!»
В конце сообщения было перечислено, что должен выполнить Натан: проследить за успешной передачей «пакета»; не позволить военной полиции задержать сенатора; при необходимости помочь секретной службе с захватом.
А также ликвидировать республиканских агентов, инсценируя новый виток разборок «левых» и «правых» политических сил Урилии, проникших в Ариман.
Естественно, никаких следов причастности анхальтца остаться не должно.
Натан сжёг бумагу на кухонной плите. Вернувшись в комнату, он разлёгся на кровати. Под половицами под ней был спрятан ещё один свёрток, в котором хранились более современный имперский пистолет и армейский керамбит.
— Вот тебе и «человек для подстраховки», да, Оливье?.. — выдохнул Натан. — Ты окончательно решил превратить меня в боевика?
Натан потянулся вверх рукой и сомкнул два пальца — большой и указательный. Когда он разъединил их, между подушечками с характерным треском образовалась дуга электрического разряда.
Глава 3. Перед оперой
Наступил следующий день.
Клод, облачённый в строгую тёмно-зелёную рубашку с капитанскими лычками на погонах и такого же цвета брюки с красными лампасами, вошёл в большой зал здания военной полиции Алуара. Здесь этим утром должен был состояться брифинг командира в свете скорого прибытия высокопоставленных лиц Анхальтской Империи.
Клод устроился в одном из кресел, установленных лицом к кафедре, и осмотрелся. Он в очередной раз задумался о том, насколько тяготели к роскоши аристократы, расхватавшие после провозглашения независимости Аримана все высокие государственные и военные должности. Затем выругался, отвернувшись от излишне пышного убранства здания, которое, как ни посмотри, не соответствовало потребностям силового ведомства.