– Господин председатель, я прошу слова.
Когда Градиль поднялась и потребовала внимания, Ян решил, что ему предстоит долгая и утомительная борьба. Эта старуха, глава семьи Махровых, олицетворяла здесь консервативные силы, боровшиеся против любой новизны. Она умна, но у нее мышление крестьянки: хорошо только старое, все новое плохо, любые перемены не к добру, и жизнь должна быть неизменной. Остальные старейшины всегда слушали ее с почтительным вниманием, потому что она, как никто другой, умела облечь в слова их однообразные, абсурдные умозаключения. Когда она поднялась, все притихли, ожидая, что сейчас она утешит их – их же собственной глупостью, ссылаясь как на закон на древние, узколобые предрассудки.
– Вот я послушала, что говорит этот молодой человек. И я его мнение уважаю, хотя он не старейшина и даже не член одной из наших семей.
Умница, подумал Ян, прежде чем браться за аргументы, она меня с дерьмом мешает.
– Но хоть это и так, – продолжала Градиль, – надо прислушаться к его мыслям и судить о них, невзирая на то, кто их высказал. Он правильно сказал. Иначе нельзя. Зерно забрать надо. Хлеб – издревле наш долг, это смысл жизни нашей. Я предлагаю голосовать, чтобы никто потом не мог пожаловаться, если что-то будет не так. И призываю всех вас согласиться с тем, что надо двигаться немедленно и взять с собой зерно. Кто не согласен, пусть встанет.
Чтобы встать под этим холодным взглядом, надо было иметь характер посильнее, чем у кого бы то ни было здесь. Вдобавок все были смущены. Сначала эта новая идея, какой у них и в мыслях никогда не было, а уж тем более сейчас, когда от решения могла зависеть жизнь. Потом эту идею вдруг поддержала Градиль, а ее воля почти всегда и во всем совпадала с их собственной. Очень это смущало. Тут надо было подумать, а пока подумали – уже поздно было встать, да еще эта ее физиономия… И вот так, несмотря на раздраженный ропот и несколько мрачных взглядов, предложение было принято.
Яну это не понравилось, но протестовать он не стал. Однако подозрения у него остались. Он был уверен, что Градиль ненавидит его не меньше, чем он ее. И тем не менее она поддержала его идею и остальных заставила. Когда-нибудь ему придется платить за это; как – он сейчас не мог себе представить. Ну и черт с ним. Главное – согласились.
– Так что надо делать? – спросила Градиль, повернувшись к Яну, но не глядя на него. Использовать его она была готова, но замечать не хотела.
– Мы соберем поезда, как обычно. Но, прежде чем приниматься за это, присутствующие здесь старейшины должны составить списки всего, без чего можно обойтись, что можно оставить. Мы проверим списки все вместе. И все, что можно оставить, спрячем вместе с техникой. Кое-что, конечно, испортится от жары, но другого выхода у нас просто нет. В каждом поезде под жилье будут заняты только два вагона. Тесно – но необходимо. А остальные вагоны загрузим зерном. Я подсчитал – вагоны выдержат. Тягачи пойдут помедленнее, но потянут.
– Людям это не понравится, – сказала Градиль.
Почти все одобрительно закивали.
– Я знаю, – ответил Ян. – Но вы, старейшины, должны заставить их подчиниться. Ведь во всем другом вы используете свою власть, хотя бы в вопросах брака… – Он пристально посмотрел на Градиль, но она так же пристально смотрела в сторону. – Так будьте тверды и в этом. Ведь вы не выборные руководители, которых могут сместить. Ваша власть абсолютна. Так используйте свою власть. Нынешний поход будет не таким легким и приятным, каким бывал всегда. Двигаться будем быстро. Будет трудно. И жить в Южгороде придется в зернохранилищах, пока поезда не вернутся из второго рейса. Комфорта не будет. Скажите это своим людям. Скажите сразу, чтобы потом никто не жаловался. Скажите, что будем ехать не по пять часов в день, как бывало, а по восемнадцать – даже больше… У нас скорость будет меньше, кроме того, мы и так уже задержались, а главное – поезда должны сделать еще один рейс в оба конца. Времени у нас в обрез. И есть еще одно дело.
Им надлежало принять еще одно решение, чрезвычайно важное лично для него. Ян очень надеялся, что Ли Сю сделает так, как обещал. Ли не любил людей, не любил ввязываться в махинации – его трудно было уговорить принять участие в том, что сейчас предстояло.
– Все это ново, – продолжал Ян. – Кто-то должен согласовать все изменения и организовать первый поход. Кто-то должен руководить вторым рейсом. Необходимо назначить ответственного. Кого вы предлагаете?
Снова надо решать. До чего же они этого не любили! Все поглядывали друг на друга и бормотали что-то непонятное. Ли Сю встал, постоял молча, потом выдавил из себя:
– Ян Кулозик должен этим заняться. Он единственный, кто знает, что надо делать. – И тотчас сел.
Молчание длилось долго. Присутствующие крутили предложение так и эдак, потрясенные новизной, нарушением традиций и вообще неожиданностью.
– Нет! – завопил Чан Тэкенг, покраснев от ярости больше обычного и машинально стуча молотком. – Поход организует Иван Семенов. Он всегда это делал, он начальник поездов. Так всегда было – и всегда так будет.
Крича, он так брызгал слюной, что сидевшие в первом ряду отшатнулись, брезгливо вытирая лица, хоть и кивали одобрительно. Это было знакомо: не назад, но и не вперед, стоим на проверенном и надежном.
– Не стучи, Тэкенг, а то молоток сломаешь, – прошипела Градиль.
Председатель опешил. Здесь он распоряжается, и, чтобы ему кто-то что-то приказывал, такого никогда не было. Пока он колебался – молоток повис в воздухе, – Градиль заговорила снова, не дав ему прийти в себя:
– Вот так-то лучше, гораздо лучше. Думать надо не о том, что так делалось всегда, а о том, что нужно сделать сегодня. Мы сейчас принимаемся за новое дело, и, быть может, нам нужен новый организатор. Я не говорю – нужен. Я говорю – может быть. Давайте спросим Ивана Семенова, что думает он. Что скажешь, Иван?
Рослый мужчина медленно поднялся, теребя бороду и оглядываясь на технических руководителей и на старейшин, пытаясь угадать их реакцию по выражению лиц. Из этого ничего не вышло. Сердитые лица – да, были; озадаченных – еще больше… Но решения он не увидел.
– Ну, наверно, о Яне стоит подумать… Пусть спланирует – если вы понимаете, о чем я… Перемены – это же планировать надо, опять же два рейса… Я, право слово, не знаю…
– Не знаешь, так заткнись!
Чан Тэкенг снова грохнул молотком, подкрепляя свой приказ. Но поскольку он стучал молотком и кричал весь вечер, то это ни на кого уже не произвело впечатления. Иван продолжал:
– Раз я не знаю про эти перемены, то мне нужна помощь. Ян Кулозик знает, это его план. Он знает, что делать. Я буду все организовывать, как обычно, а он пусть распоряжается тем, что касается перемен. Я должен это утвердить, да. Тут я настаиваю, чтобы утверждение было с моей стороны, но он все пусть устраивает по-новому.
Ян отвернулся, чтобы присутствующие не увидели его лица и не догадались о его чувствах. Чтобы не увидели, как он их ненавидит, несмотря на все старания примириться с ними. Он провел рукой по губам, словно хотел стереть омерзение… Но никто этого не заметил, все смотрели на Градиль.
– Прекрасно, – сказала она. – Это отличный план. Командовать походом должен глава семьи. Так и надо. А техрук будет советником. По-моему, это правильная мысль. Я – за. Кто против – поднимайте руки, поживей! Вот так, единогласно.
Итак, он командовал – и не командовал. У Яна возникло поползновение упереться и потребовать неограниченной власти, но он понял, что это ни к чему хорошему не приведет. Они уступили – ему тоже придется уступить кое в чем. Главное – перевезти зерно, это на самом деле необходимо.
– Хорошо, – согласился он. – Так мы и сделаем. Но давайте договоримся, что никаких споров не будет. Уборку прекращаем немедленно. Из вагонов убрать все, кроме самого необходимого. Все урезать вдвое, так как места у нас будет гораздо меньше половины. Вы должны сказать своим людям, что на все сборы у них всего один день. Если скажете так – быть может, они управятся за два. Через два дня мне нужны первые пустые вагоны под зерно, будем начинать погрузку. Есть какие-нибудь вопросы?