Хелен не задавала никаких вопросов. Отчасти потому, решил Гарп, что в присутствии сына она мало о чем могла спросить. К тому же она, как и Гарп, подвергала все, что собиралась сказать, весьма жесткой цензуре. В общем, оба они были благодарны Данкену за его присутствие: к тому времени, как они смогут начать разговор, они будут добрее и терпимее друг к другу.
Но так хотелось все-таки скорее кое-что выяснить! И начался странный разговор.
— Расскажи маме, какая там кухня, — попросил сына Гарп. — И про Лабрадора тоже.
— Про Билла?
— Да, да! — обрадовался Гарп. — Про старину Билла.
— А во что была одета мама Ральфа, когда ты там был? — поинтересовалась Хелен, улыбнувшись Гарпу — Надеюсь, на ней было больше одежек, чем на отце?
— А что вам дали на ужин? — спросил Гарп.
— Что, спальни там наверху или внизу? — продолжала расспросы Хелен. — А может, и там и там?
Гарп взглядом умолял жену не заводиться: он чувствовал, она оттачивает старое, испытанное оружие, готовясь к предстоящему бою. В запасе у нее была парочка нянь для детей — ее козырные карты. Если она вытащит на свет Божий хоть одно из этих канувших в лету имен, Гарпу нечем будет крыть. Ведь пока никаких «нянь» против нее у Гарпа не было. Харисон Флетчер, по убеждению Гарпа, в счет не шел.
— А сколько там телефонов? А на кухне есть? Или только в спальне? — продолжала сыпать вопросы Хелен.
Когда Данкен наконец отправился к себе, у Хелен с Гарпом оставалось для разговора всего полчаса — скоро должен был проснуться второй сын. Но имена врагинь были у Хелен на кончике языка. А когда знаешь все старые раны противника, разбередить их ничего не стоит. Полчаса, во всяком случае, достаточно.
— Я так тебя люблю и так хорошо знаю… — начала Хелен.
12. Это случилось и с Хелен
Поздний ночной звонок — этот сигнал беды — был для Гарпа страшнее всего в жизни. Неужели кто-то из тех, кого я люблю, начинало ныть сердце при первых его звуках, сбит грузовиком, захлебнулся глотком пива или раздавлен в черноте ночи слоном?
Гарп боялся звонков после полуночи, но однажды он сам позвонил в столь же неурочный час. В тот вечер у них в гостях была Дженни: в разговоре она обмолвилась, что Куши Перси умерла родами. Гарп этого не знал, и, хотя нередко смеялся с Хелен над своим давним увлечением, известие о ее смерти прямо-таки подкосило его. Кушман Перси была такой веселой, полной горячих жизненных соков, что мертвой ее вообразить было невозможно. Случись несчастье с Элис Флетчер, он бы так не расстроился; к этому он был готов — с Элис всегда что-нибудь приключалось.
Услыхав эту новость, Гарп поднялся, прошел на кухню и, не отдавая себе отчета, сколько времени и какое количество пива он уже влил в себя, набрал номер Перси; к телефону долго никто не подходил. Гарп представил себе, какой долгий путь должен проделать Толстый Персик от сна к бодрствованию.
— Господи, кому это ты названиваешь? — удивилась Хелен, появившись на кухне. — Ведь уже без четверти два!
Гарп не успел повесить трубку — Стюарт Перси ответил.
— Алло! — раздался в трубке его тревожный голос, и Гарп воочию увидел тощую, безмозглую Мидж — сидит на кровати рядом, нахохлилась, как испуганная курица.
— Простите, что разбудил, — произнес он извиняющимся тоном. — Я не думал, что так поздно.
При этих словах Хелен покачала головой и вышла из спальни. В дверях появилась Дженни: на ее лице было то осуждающее выражение, с которым только мать может смотреть на сына. Дженни смотрела на Гарпа не столько сердито, сколько разочарованно.
— Кто это звонит, черт подери? — спросил Стюарт Перси.
— Гарп, сэр, — почтительно ответил Гарп, как бы снова становясь маленьким мальчиком, виноватым в своих генах.
— Щенок вонючий! — взревел Толстый Персик. — Что тебе надо?!
Рассказывая о Куши Перси, Дженни забыла упомянуть, что та умерла месяца три назад. И Гарп пребывал в полной уверенности, что приносит соболезнование несчастным родителям, потерявшим дочь совсем недавно.
— Очень, очень сожалею. Очень, — растерянно пробормотал он.
— Ладно, чего уж там, — буркнул Стюарт Перси.
— Я только что узнал о случившемся, — продолжал Гарп, — и хотел выразить вам и миссис Перси свое соболезнование. Я старался вам не показывать, сэр, но я относился к…
— Ах ты, свинья! Японское отродье! Сучье семя! Недалеко ушел от своей мамочки-потаскухи! — и Стюарт бросил трубку.
Даже Гарп оказался не подготовлен к такому взрыву ненависти. Но истинной его причины он не знал. Только много лет спустя ему стали известны обстоятельства, проливающие свет на эту реакцию Толстого Персика на его телефонный звонок. О них рассказала его матери бедная Пушинка Перси — сумасшедшая Бейнбридж. Когда Гарп в ту ночь позвонил, после смерти Куши прошло уже много времени, и Стюарту в голову не могло прийти, что кто-то соболезнует им в связи с кончиной дочери; дело в том, что днем наконец-то покончил счеты с жизнью их дорогой Балдеж, черное чудовище, которого Гарп всегда ненавидел. И Стюарт Перси решил, что это полуночное соболезнование просто жестокая шутка со стороны Гарпа.
…И когда в эту ночь вдруг раздался телефонный звонок, Гарп почувствовал, как жена во сне инстинктивно прижалась к нему. Когда он взял трубку, Хелен коленями сжала его ногу, словно цеплялась из последних сил за жизнь и благополучие, залогом которого было тело ее мужа.
Гарп тут же стал перебирать в уме возможные варианты: «Уолт дома, спит, Данкен тоже, слава Богу, не у миссис Ральф».
«Это отец, — пронеслось в мозгу Хелен. — Отказало сердце». (Иногда в таких случаях она думала: «Наконец-то нашлась мать. Ее опознали. В морге».)
А Гарп продолжал думать свое. «Убита мать или выкрадена. И мужчины, прячущие ее, требуют выкупа. Их условие — публичное изнасилование сорока девственниц, и тогда всемирно известная феминистка получит свободу. Плюс жизнь моих детей», — лихорадочно фантазировал Гарп.
Звонила Роберта Малдун, что укрепило уверенность Гарпа: что-то случилось с Дженни Филдз. Но жертвой оказалась сама Роберта.
— Он ушел от меня… — В ее зычном голосе звучали слезы. — Он меня бросил. Меня! Вы можете этому поверить?
— Боже, Роберта, — произнес Гарп.
— Я понятия не имела, какое дерьмо мужчины, пока сама не стала женщиной, — продолжала она.
— Это Роберта, — шепнул Гарп, успокаивая жену. — Ее любовник сделал ноги.
Хелен в ответ вздохнула, разжала коленки, сжимавшие ногу мужа, и повернулась на бок.
— Вам, конечно, это все равно! — обиделась Роберта.
— Да нет же, успокойтесь.
— Извините, но я вам позвонила, потому что вашей матери звонить поздновато…
«Поразительная логика: ведь Дженни ложится спать куда позже, чем я», — подумал Гарп, но промолчал: он слишком хорошо относился к Роберте и понимал — ей сейчас не до политеса.
— Он сказал, что во мне слишком мало от женщины, что он совсем со мной запутался в сексуальном отношении. Считает, что я еще сама не разобралась, кто я — мужчина или женщина, — прокричала Роберта в трубку. — Господи, этот его «питер»! Ему все время нужна новая девчонка. Чтобы хвастаться перед друзьями.
— Ручаюсь, вы могли бы его удержать, Роберта. Что вам стоит хорошенько вздуть это дерьмо?
— Поймите, я больше не хочу драться. Я — женщина.
— Ну и что? Раз женщина, так, значит, нельзя никого хорошенько вздуть?
Говоря это, Гарп чувствовал, как Хелен, повернувшись, тянет его к себе.
— Я не знаю, что можно женщине и что нельзя, — жалобно запричитала Роберта. — Не знаю, как они переносят такой удар. Могу только сказать, что я сама чувствую.
— Что же вы чувствуете? — Гарп понимал, что Роберте не терпится выложить это ему.
— Честно говоря, сейчас я действительно хотела бы вздуть это дерьмо, — призналась она. — Но когда он ушел, у меня полились слезы. И весь день я только и делаю, что плачу, — и Роберта захлюпала. — А он мне позвонил и сказал, я все еще плачу, потому что накручиваю себя.
— Пошлите вы его к черту, — посоветовал Гарп.
— У него только одно было на уме — трахаться и трахаться. И почему это мужчины так устроены?
— Гм-м… — промычал Гарп.
— Нет, нет, я знаю, к вам это не относится. Я ведь никогда вас не волновала.
— Полно вам, Роберта, — запротестовал Гарп. — Вы очень привлекательны.
— Но не для вас. Не лгите. А что, во мне, правда, нет никакой сексапильности?
— Для меня, пожалуй, и нет, — вынужден был признаться Гарп. — Но для очень многих мужчин есть. Конечно, есть.
— Зато вы настоящий друг, а это куда важнее. И знаете, вы для меня тоже не сексапильны.
— Вполне естественно, — заметил Гарп.
— Рост у вас маловат, — продолжала Роберта. — Мне нравятся — сексуально, конечно, — более высокие мужчины. Только не обижайтесь, пожалуйста.
— Я и не обижаюсь. И вы не обижайтесь.
— Я ни капельки не обиделась.
— Позвоните-ка мне завтра утром, Роберта, — предложил Гарп. — Утром все выглядит не так мрачно.
— Для кого как. Мне утром всегда хуже. Кроме того, мне будет стыдно, что я вас разбудила среди ночи.
— Может, имеет смысл поговорить со своим врачом-урологом? Который делал операцию. Он ведь ваш друг, кажется?
— Друг? Он просто хочет меня трахнуть, — возмущенно заявила Роберта. — И ничего другого никогда не хотел. И операцию выдумал с единственной целью — соблазнить меня. Только сперва хотел превратить в женщину. Они все такие, мне один мой знакомый сказал.
— Идиот он, этот ваш знакомый. Кто это «они»?
— Урологи. Вам не кажется, что урология довольно жутковатая область медицины?
Гарп мысленно с этим согласился, но ничего не ответил, чтобы еще сильнее не расстроить Роберту.
— Позвоните завтра матери, — неожиданно для себя посоветовал он. — Она умеет утешить. И обязательно что-нибудь придумает.
— Дженни прекрасный человек, — всхлипнула Роберта. — Всегда найдет, как помочь. Только уж очень часто я злоупотребляю ее добротой.
— Ей доставляет удовольствие помогать другим, — успокоил ее Гарп.
Это была чистая правда. Дженни Филдз действительно обладала и добротой и терпением. А Гарпу сейчас больше всего на свете хотелось одного — спать.
— В таких случаях здорово помогает партия в теннис, — на всякий случай предложил Гарп. — Приезжайте, Роберта, к нам на пару деньков, пошвыряем мяч.
Хелен тем временем перекатилась к нему, недовольно нахмурилась и куснула его за сосок.
— Я чувствую себя выжатой как лимон, — продолжала Роберта. — Все улетучилось — энергия, сила. Даже не знаю, смогу ли я держать ракетку в руках.
— Ну, попытаться-то можно. Спорт в такие минуты здорово помогает.
Хелен, вконец рассердившись на Гарпа, отодвинулась от него.
Вообще-то Хелен старалась быть ласковой с мужем, когда ночью их будил телефонный звонок. Она так их боялась, что не хотела слышать первой, что стряслось на другом конце провода. Недели через три Роберта позвонила еще раз, опять ночью, и, к удивлению Гарпа, Хелен поспешила снять трубку сама, для чего ей даже пришлось тянуться через Гарпа — телефон стоял на тумбочке с его стороны кровати. Она навалилась на Гарпа всем телом и быстро прошептала в трубку:
— Да? Что такое? — Но, услыхав голос Роберты, тут же сунула трубку Гарпу; похоже, она и не собиралась беречь его сон.
Роберта позвонила среди ночи и в третий раз: взяв трубку, Гарп ощутил какую-то странность.
— Алло, Роберта, — начал он, и тут до него дошло: его ногу ничто не держит, на сей раз рядом не было ни коленок жены, ни ее самой. Привычно утешая Роберту, Гарп не переставал чувствовать рядом с собой холодную пустоту неразделенного ложа. Бросив взгляд на часы, он увидел, что уже два часа ночи — любимое время Роберты.
Как только разговор закончился, Гарп бегом спустился вниз на поиски Хелен. Он застал ее в гостиной, в одиночестве сидящей на кушетке со стаканом вина и какой-то рукописью на коленях.
— Никак не могла заснуть, — объяснила она, но выражение ее глаз показалось Гарпу странным, по крайней мере понять он его не мог. Ему, кажется, приходилось видеть подобное выражение, но не у Хелен.
— Читаешь работы? — спросил он.
Она кивнула, но на коленях у нее лежала всего одна рукопись. Гарп взял ее.
— Курсовая, — сказала она и протянула к ней руку.
Студента звали Майкл Милтон. Гарп успел пробежать глазами один из абзацев.
— Похоже скорей на рассказ, чем на курсовую. Я не знал, что ты задаешь своим студентам писать рассказы.
— А я и не задаю. Но они иногда приносят их мне, чтобы послушать мою оценку.
Гарп прочел еще один абзац. Стиль ему показался неестественным, даже вымученным, но ошибок не было: слава Богу, хоть пишет грамотно.
— Один из моих студентов-выпускников. Очень способный, но… — Она нарочито небрежно пожала плечами, и в ее жесте неожиданно проглянул подросток, пытающийся за внешним безразличием скрыть смущение.
— Но что? — рассмеялся Гарп: в этот поздний час Хелен выглядела совсем девочкой.
Хелен сняла очки, и в ее глазах снова мелькнуло то странное выражение, которое он так и не мог распознать.
— Как тебе сказать… — произнесла она, явно волнуясь. — Может, он еще слишком молодой. Для писательства. Очень способный, но молодой.
Гарп перелистнул страницу и пробежал начало еще одного абзаца.
— По-моему, дерьмо, — пожал он плечами, возвращая рукопись жене.
— Неправда, — сурово возразила Хелен. («Ах ты, моя строгая учительница, справедливость, конечно, превыше всего», — подумалось Гарпу.)
— Ладно, я пошел спать, — сказал он.
— Я тоже иду, — ответила Хелен.
В туалете наверху Гарп взглянул на себя в зеркало. И сумел наконец понять выражение жены, которое так его озадачило. Он не раз его видел, но не на лице Хелен, а на своем собственном. И сразу узнал его — выражение виноватости. Узнал и насторожился. Гарп долго лежал в постели, не смыкая глаз. Жена все не шла. Утром, проснувшись, он, к своему удивлению, сразу вспомнил имя Майкла Милтона, хотя ночью лишь мельком взглянул на его рукопись. Гарп искоса посмотрел на лежавшую рядом жену: Хелен тоже не спала.
— Майкл Милтон, — тихо произнес он, не обращаясь прямо к ней, но достаточно громко, чтобы Хелен услышала. А сам в это время краем глаза следил за ее бесстрастным лицом.
«Одно из двух: либо мысли ее где-то витают, либо она не расслышала, — подумал он. — А возможно, она мысленно произнесла его одновременно со мной и потому пропустила мимо ушей эти мои первые утренние слова».