– Кто ты вообще такой? Что ты? Колдун?
– Ты проницательна. Да, во мне душа самого первого колдуна этого рода и мне сотня тысяч лет.
– А есть другой способ зачатия? Мать же Эрганлавдия зачала от зелья с перьями моего отца.
– Есть.
– Какой?
– Не положено тебе всё знать. Такова ваша судьба. Иди, и не мешай ему. Ласка родит нужное дитя.
Ликорис, негодуя, опять взлетела, летя наперегонки с ветром, и только успела залететь в окно спальни, как вошёл муж. Его глаза опасно сузились.
– Где ты была?
– Нигде.
– Не ври мне, ты только что сложила крылья. Я же запретил тебе летать здесь. Ты смерти ищешь?
– Да! Я была с тобой на озере! Всё слышала. Ты возьмёшь вторую жену. Я не прощу тебе этого. Если ты это сделаешь, не хочу жить! Лучше убей меня и тогда женись, на ком хочешь!
Он быстро преодолел расстояние между ними и хлестнул её по щеке.
– Не смей так говорить со мной!
Она схватилась за щеку, глаза загорелись изумлением и негодованием.
– Теперь ты и бить меня начнёшь?
– Нет. Но и говорить со мной в таком тоне не позволю, – схватил за плечи и сжал, впиваясь длинными пальцами в тело, невольно, оставляя синяки. – Ты жена повелителя и веди себя с мужем достойно!
– Ненавижу этого паука в озере. Эту… Ласку. Пусти.
– Перестань! Немедленно! покорись, жена, – он сделал акцент на этом слове, глаза сузились и покраснели, сорвал с себя рубашку, спустил штаны до колен, на теле начала образовываться паучья чёрная щетина, и впялился в неё таким взглядом, что она затряслась. – На колени! – его голос изменился до неузнаваемости.
Она опустилась около вздыбленного члена и подняла на него взгляд. Его черты лица заострились, подбородок поднялся, давая понять, что разговор исчерпан и теперь только её действия могут либо смягчить его, либо ещё больше разъярить. Ликорис осознала, что муж в бешенстве, это была первая их ссора, и впервые увидела его гнев, направленный на неё. «Прости…» – летало в мыслях, покорно опустила голову и открыла рот. Он сразу вошёл в него и начал насиловать её покорность, вбиваясь на всю длину, не думая, о том, что ей может быть больно или не хватать воздуа. Его руки переместились на затылок жены и прижали сильнее. Она стала задыхаться, кряхтя, но не отодвинулась, принимая наказание как должное. (Законы запрещают говорить с мужем в таком тоне, тем более с повелителем). Эрганлавдий это понимал и всё же не смог остановиться, пока не кончил и, оттолкнув её, обратился в паука, раскрыл пасть, клацнул зубами так, что вороница вздрогнула и сжалась, выполз, хлопая дверями, что та слетела с петель. Она закрыла лицо руками и хотела разреветься, но не смогла, гордость не позволила пролить слёзы. «Я сама виновата. Он мой муж и повелитель. За такой тон, наши вороны могли и кинуть к варкам».
Эрганлавдий выполз в погреб и напился, хотя склонности к алкоголю никогда не имел. Его некоторые воины находились в зале у камина и, проводив взглядом повелителя в разъярённом состоянии, переглянулись.
– Что с ним?
– Да, странно, вроде как медовый месяц, должен быть в покоях жены, а он пополз в погреб.
– Может, жена что–то вытворила.
– Наверное, тогда почему он не выволок её для наказания? Порки во дворе, как это делали все повелители. Точно, всё странно.
Ликорис слышала разговор воинов, так как пошла за мужем, притаилась у стены зала прямо при входе без дверей и ужаснулась. «У них порют провинившихся жён! Так вот о чём предупреждал брат, когда говорил быть умной и хорошей женой. Какой кошмар» – тихо пошла дальше, спустилась в погреб по каменной узкой лестнице, сильно пахнуло сыростью, поморщилась, и двинулась вглубь. Вышла к бочонкам с вином и заметила в темноте мужа пьющего вино залпом, громко глотая, прямо с большого бочонка.
– Эрганлавдий… – тихо позвала.
Он резко развернулся, уронил полупустой бочонок, глаза сверкнули, озаряя темноту алым сиянием.
Она присела на колени.
– Прости… я глупая вороница, если на то воля богов, и я не могу иметь детей, то разрешаю взять тебе вторую жену, – её голос не дрогнул, глаза остались сухими, но гордая душа обливалась кровью.
Он стремительно подполз, хватая лапами за спину, как куклу, и приблизил пасть. Она зажмурилась, не зная, чего ждать, а в следующий миг, почувствовала его горячие поцелуи на шее. Распахнула глаза и увидела мужа в человеческом виде. Он в мгновение ока разорвал её ночную рубашку, захватывая обеими руками грудь, потирая большими пальцами соски, засасывая один так, что Ликорис сразу часто задышала, покрываясь испариной, взял за гибкую талию, усадил на одну из бочек, развёл ноги и внедрился языком в жаждущую плоть. Она, откинув голову, застонала, засунув пальцы в его шевелюру. Он привёл её к экстазу, и как только почувствовал первую влагу, спустил штаны, взял на руки, помог обхватить себя и резко вошёл, двигаясь быстро и рвано. Погреб наполнился их обоюдными стонами: его хрипящими и её нежными.