Райт повернул голову и скосил глаза вправо: он с облегчением убедился, что на соседней постели спала его жена, над краем простыни он видел кончик ее загорелого носа и половину подбородка. Ступая босыми ногами по воде, он выудил из-под стула разбухший том, написанный внуком Чарлза Дарвина, — «Ближайший миллион лет». Райт задумчиво полистал слипшиеся страницы и положил книгу на стул. Потом он перевел взгляд на дверь. Она показалась ему прикрытой слишком плотно. И он, шлепая по воде как можно тише, пошел к окну. Бамбуковое жалюзи было сорвано и брошено на спинку его кровати.
«Однако который час?» — подумал он, спрыгивая с подоконника на горячий песок, испещренный обрывками водорослей цвета болотной тины. Но возвращаться за часами он не хотел. «Я узнаю время в лаборатории», — сказал он себе и отошел на несколько шагов от окна. Отсюда ему видна была вся станция. «Как она устояла?! Старушке, конечно, пришлось выдержать изрядный натиск», — решил он, всматриваясь в нанесенные ей увечья: станция выглядела полуразрушенной.
Под ноги ему беспрестанно попадались выброшенные ураганным прибоем обломки бревен и куски дерева; то и другое еще недавно могло быть сваями и причалами в ближайшем порту. Все было пропитано противогнилостным составом, похожим на нефть и на смолу, и уже источено морским древоточцем — тередо.
На песке встречались и другие предметы — явно местного происхождения: черепаховый футляр для очков пробирки, грязные листы писчей бумаги, слегка подсушенные солнцем, чья-то резиновая грелка…
Он не спеша зашагал дальше, вглядываясь в голубую прозрачность небес, кое-где перечеркнутых легкими горизонтальными полосами. Вдруг он что-то вспомнил и быстро обернулся к центру острова: привычных темно-зеленых верхушек пальм не было. Это открытие среди ряда других поразило его больше всего.
Дом покосился и как бы осел, хотя такое впечатление создавалось благодаря песчаным дюнам, которые нагромоздил прибой. Станция утонула в них. У окна комнаты мистера Ричи подоконник сравнялся с гребнем намытой волнами косы. «Может быть, только это обстоятельство и спасло станцию?» — подумал Райт.
Он свернул за угол и остановился как вкопанный — перед ним были странные следы, словно по песку, как по воде, старались проехать на большой лодке, загребая длинными веслами… Виднелись четкие полосы от их концов и широкая, глубокая канава, словно от перетаскивания большой тяжести. Киль лодки прочертил на песке полуосыпавшуюся борозду. А поодаль, там, где намытые валы образовали более ровную поверхность, этот фантастический след напоминал следы трактора. Казалось, гусеничный трактор танцевал, нагромождая валы песка и прорывая одним мощным усилием целые траншеи…
Райт был настолько поражен, что без сил опустился на землю, собираясь с мыслями.
— Это все наделали волны! — сказал он вслух, сознавая, что сам не верит этому.
Он повернул голову, чтобы проследить, насколько близко след борозды к станции, и тотчас же вскочил, как от ожога: гигантские следы вели к окну Челленджера… Он обратил внимание, что борется с нелепой мыслью, будто истекшей ночью Челленджера похитили пираты.
Райт слушал тишину, как занесенный молот нависшую над «коттеджем». «Что было с остальными? Живы ли они? И что за наваждение эти песчаные буруны?»
Райт бросился к окну Челленджера. Уже в нескольких ярдах от зияющего оконного проема он мог видеть опустошение, произведенное в его комнате.
Райт сунул голову в окно, и ему показалось, что стены этой убогой комнатушки были свидетелями отчаянной битвы. Половина стены и угол покрылись черной краской, вероятно огромной струей брызнувшей из какого-то неизвестного источника. Койка Челленджера лежала на боку, посередине комнаты, нетронутая постель его жены вся была залита густой черно-бурой жижей. Стол был переломлен пополам и походил своими расползшимися ножками на гигантского раздавленного паука; три стула были превращены в обломки, и спинка одного пробила тонкую перегородку стены и застряла в ней. Все другие вещи и одежда были разбросаны в полнейшем беспорядке, книги смяты и разорваны. Пятна белого кораллового песка, словно известка, покрывали все предметы и стены. И еще в глаза бросались свисавшие со стен темно-зеленые фестоны влажных водорослей.